Лев Тихомиров. О реакции, революции и русском пути (в оригинале - "Нечто о реакции")

Воспоминания юбилея А. С. Хомякова невольно приводят мысль к нынешним толкам о «реакции», которую либеральные газеты постоянно ставят в связь с русскими национальными идеалами. Газеты вроде «Русских Ведомостей» не стесняются искренно или по тактическим соображениям припутывать к этой «реакции» и стремление «Московских Ведомостей» к воскресению национальных идеалов. Узость революционной мысли, не способной и не желающей понимать ничего, кроме самой себя, приводит к абсурдам, по которым и А. С. Хомяков окажется реакционером, тогда как безграмотные революционные насильники - прогрессивнейшими людьми. К сожалению, и в среде «правых» найдутся люди, взывающие к «реакции», и это объясняется тем, что не все, становящиеся в нынешней партийной свалке на правый фронт, понимают и разделяют русские историческое идеалы.

Но тот, кто их понимает, никак не может быть реакционером.

Нет, не радуемся мы проявлениям реакции, когда они замечаются в русской жизни, ни малейше не желаем, чтобы эта реакция усиливалась, и предвидим от нее столь же мало доброго, как и от революции. Не революция и не реакция нужны нам для блага народа, государства и культуры, и мы могли бы только скорбеть, если бы России грозила опасность застрять в колебаниях между революцией и реакцией. Не реакцией можно победить революцию. Наше современное положение, в исторической перспективе, само это показывает.

Исторические основы России, хотя их сила и жизненность доказаны величием совершенного ими дела, давно уж начали хиреть от того, что люди, им служащие, утратили сознание их сущности и допустили их перерождение в принципы, лишь по названию связанные с этими основами. Это относится и к политическому началу, переделанному в «абсолютизм», и к Православию, которое мы омертвили формализмом, и к народности, в которой, вместо служения своему идеальному содержанию, выдвинули простой племенной эгоизм и мысль о национальном «самодовлении». Все это вместе взятое отнимало у наших исторических основ их жизненную силу и, подорвав их способность созидать в национальной жизни дело действительно великое как прямое последствие этого, - сделало эти основы бессильными против критики со стороны враждебных им начал. Таким путем историческая Россия стала подрываться и разрушаться уже задолго до невообразимой чепухи, именуемой «великой русской революцией».

Однако эта великая русская революция, составленная из мешанины разнороднейших идей, понабранных со всего света, и не имевшая ни искры созидательной обобщающей мысли, в первом же приложении к действительности, в первые же моменты своего господства, не могла точно также не обнаружить своего политическо-социального и нравственного убожества и выродилась в такой разгул разрушения, который озадачил даже ее сторонников поумнее и почестнее; остальное же население ясно увидело, что так жить нельзя, что необходимо сколько-нибудь пресечь эту «революцию», внутри приводящую к социальному разрушению, а извне уничтожающую Россию как национальное и государственное целое. И вот является то, что называют нашей «реакцией».

Началось водворение хоть какого-нибудь порядка. В результате стали менее нагло резать и выжигать, поменьше грабят банки, в учреждениях вместо стада каких-то маньяков явились люди, более или менее рассуждающие, старающиеся не разрушать, а что-нибудь устраивать. Радоваться ли, однако, этой «реакции»?

 

Само собой разумеется, что чем меньше режут людей, чем больше замечается хотя бы и посредственного рассуждения в области законодательной, чем крепче стоит власть на страже порядка, тем лучше. При революционной анархии совсем нельзя жить, при порядке же, каков бы он ни был, жить можно. Итак, нынешнее положение лучше прошлого. Но удовлетворяться им никоим образом невозможно.

Если наша реакция, как и полагается всякой реакции, начнет превращаться в «реставрацию» того, что начало разрушаться само собой даже до революции и что могло капитулировать даже пред такой жалкой (а потому и бессильной) революцией, - если у нас начнется воссоздание именно этого прежнего строя, то наша «реакция» будет только мимолетным отдыхом между двумя революциями. Реакция - это момент усталости, - не больше. Отдохнут, позабудут все, чем себя компрометировала революция, и опять начнется ее поступательное движение. Такова судьба всех реакций. В смысле чего-нибудь прочного, положительного она не имеет и не может иметь решительно никакого значения, если бы даже водворяемые ей принципы были относительно лучше революционных, потому что все-таки позволяют кое-как жить, влачить существование.

Реакция держится только тем фактом, что революция себя скомпрометировала. Но не забудем, что революция тоже могла явиться только потому, что принципы, реакцией восстановляемые еще раньше себя скомпрометировали. Тут для нации выбор являлся бы не между великим и ничтожным, не между святым и грешным, а между положениями, равно подверженными критике и отрицанию. В этих же случаях все шансы на конечное предпочтение имеет революция, ибо она способна возбуждать хоть страсти и сохраняет возможность говорить народу, что ей не дали докончить своего дела, может оправдывать все безобразия и ужасы своего кратковременного существования тем, что все это было явление временное, которое при более продолжительной власти было бы заменено чем-то очень хорошим.

Чему же можно было бы радоваться в такой «реакции»? Совершенно ничему. Она была бы бессильна что-либо создать, а если бы и создала (что невозможно) восстановление принципов, составлявших лишь искажение национальных идеалов, то в этом не было бы ничего доброго.

Итак, России нужна совсем не реакция, а возрождение жизненности национальных исторических основ; нужно, чтоб они стали в практическом действии такими же, какими являются в принципиальном своем содержании. Конечно, это - задача, требующая великого напряжения творческих сил. Но только «сим победиши» и ничем больше не победишь врагов наших исторических основ. А этими врагами духовного содержания русской нации одинаково являются и революционеры и реакционеры. Искажение национальных начал убивает духовные силы народа так же, как убивает их и революция. Для того, кто предан русскому народу в его потенциальном идеальном содержании, - нечему учиться ни у революции, ни у реакции. Это для него два лагеря, одинаково чуждые, и он может лишь стараться делать свое, особое дело помимо революции и помимо реакции.

Как реакционеры, так и революционеры одинаково склонны думать, что это задача невозможная. Но для того, кто верит в разум, в правду, в способность личности к творчеству, задача оживотворения наших национальных основ не только не представляется невозможной, но является даже единственным исходом среди противоречий революции и реакции. И если только русское общество увидело бы на практике совершающееся возрождение этих начал с их высотой, с их «прогрессивностью», то даже из лагеря революционеров и реакционеров начался бы прилив лучших сил к делу национального возрождения.

Те, которые теперь примыкают к революции или к реакции не по простой стадности или личным интересам, все потянутся к лучшему, как только их неверие будет подорвано фактическими доказательствами возможности возрождения великого русского идеала Православного царства, венчающего православную жизнь народа и содержащего наибольшие залоги для развития личности и братского социального строя.

1910 год

Поделиться: