Александр Музафаров. Монархическая государственность

Забытый или отложенный выход из кризиса?

К 400-летию дома Романовых

Само слово «монархия» для современного человека звучит точно символ далекого прошлого человечества, лишь отдельные рудименты которого сохранились в ряде стран Европы и Азии как дань традиции. Рассматривать монархический тип организации политической системы как альтернативу всем привычной республике никому не приходит в голову. Монархия — это прошлое, скажет любой образованный человек.

Такой подход является наглядным примером явления, хорошо известного психологам как аберрация очевидности. Для человеческого сознания привычная обстановка кажется вечной, существующей с незапамятных пор и неизменяемой.

Чтобы показать ограниченность такого взгляда, приведем простую историческую аналогию. Представим себе, что мог думать в середине XVIII века образованный европеец о республике: «Республика — это давно отжившее прошлое человечества. Это осталось в далеком прошлом, вместе с гладиаторскими боями, человеческими жертвоприношениями и травлей христиан дикими зверями. Все цивилизованные народы давно сделали выбор в пользу монархии, ибо только монархия соответствует духу цивилизации и наиболее эффективна как система государственного управления. Великий Шарль Монтескье логически и рационально доказал преимущества монархического управления...»

С точки зрения нашего «послезнания» о событиях второй половины XVIII столетия этот взгляд кажется нелепым, но не менее нелепым может оказаться и представление современного обывателя об архаичности и устарелости монархии.

Но такого мнения придерживаются не только обыватели, но и эксперты. Современное экспертное сообщество может обсуждать самые разные варианты избирательного законодательства или принципы формирования органов власти, не выходя при этом за рамки республиканской парадигмы.

Отчасти это вызвано серьезным недостатком специальной литературы, как обществоведческой, так и политологической, посвященной функционированию монархической политической системы. Если обратиться к каталогам книжных магазинов, то можно увидеть большое разнообразие литературы, посвященной демократии и республике. От учебников обществознания для школ и политологии для вузов до трудов многочисленных теоретиков демократии. Книг же о монархии практически нет, а написанных в наше время — нет совсем.

И дело здесь не в издателях. Книг о теории монархии вообще мало. Рассмотрим в качестве примера, как разрабатывалась тема монархии в истории русской мысли.

Первым автором, затронувшим эту тему в своих творениях, был не кто иной, как первый русский царь Иоанн Васильевич IV, прозванный Грозным. Как известно, государь был склонен к литературному творчеству и оставил потомкам некоторое количество собственных произведений, написанных ярким, образным, «кусательным» стилем.

Иван Васильевич в своих работах затрагивал такие важные темы, как механизм передачи власти по наследству, отношения государя и подданных, ответственность государя перед Богом и подданных перед государем, равенство подданных перед государем и т.д. Очевидно, что принятие царского титула было для него не просто символическим актом, но и послужило поводом к глубоким размышлениям о сущности царской власти.

Дальнейшее развитие теории монархии в нашей стране шло в рамках юридической науки. В 1649 году принимается важнейший законодательный акт русской истории — Соборное уложение царя Алексея Михайловича, в котором впервые были закреплены такие принципы, как равенство подданных перед законом и государем, особое положение о царской власти. Надо отметить, что принципы Соборного уложения оставались в основе российского права вплоть до 1917 года.

Лишь в конце XIX — начале ХХ века были предприняты попытки рассмотреть монархическое государственное устройство с мировоззренческих и социологических позиций. Очевидно, противостояние русского общества революционному валу, шедшему под лозунгом «Долой самодержавие!», потребовало ответа на вопрос: а что же такое русское самодержавие?

Ответом стали произведения отца Иоанна Восторгова «Монархический катехизис» и Л.Н. Тихомирова «Монархическая государственность». В этих книгах авторы подробно рассматривают разные аспекты монархической организации общества, а также проводят подробный сравнительный анализ монархии, демократии и диктатуры.

В советское время по понятным причинам рассмотрение монархии как отдельного типа организации общества не производилось, однако в русском зарубежье вышло несколько трудов, посвященных монархической государственности. Это, в первую очередь, «Народная монархия» И.Л. Солоневича, «Русская идеология» архиепископа Серафима (Соболева), ряд работ И.А. Ильина и некоторые другие.

В постсоветское время основное внимание в нашем обществоведении было сосредоточено на демократии. Можно отметить только одну работу — книгу доктора исторических наук А.Н. Боханова «Самодержавие», выпущенную издательством «Русское слово» в 2002 году мизерным тиражом, которая уже стала библиографической редкостью.

Надо отметить, что труды классиков не всегда могут помочь современному читателю. Великолепные книги Л.Н. Тихомирова и И.Л. Солоневича были рассчитаны на людей, знакомых с реалиями монархической государственности не понаслышке. Отсутствие современных работ по этой теме приводит к тому, что в ней начинают путаться даже те, кому по профессии положено понимать дела давно ушедших дней, — историки. В некоторых современных исследованиях, посвященных анализу политики прошлого, авторы приписывают персонажам совершенно невозможные мотивации, что вызвано непониманием различия между принципами функционирования монархической и республиканской политических систем.

Столь слабая теоретическая проработка монархии как системы организации общества во многом связана с тем, что монархические принципы являются естественными для человека и применяются практически во всех сферах деятельности людей. Всюду, где применяется принцип субординации, заключающийся в отсутствии ответственности руководителя перед подчиненным.

Применение демократических принципов управления в военной сфере или в бизнесе является принципиально невозможным и даже не рассматривается. Любые попытки введения демократии в армии или на производстве неизбежно заканчивались крахом. В сущности, единственной сферой, где не применяются монархические принципы сегодня, является политика.

Между тем один из основополагающих документов современного международного права, основанный на Великой хартии вольностей, дарованной своему народу английским королем Иоанном Безземельным, признает равенство любых форм государственного устройства, в том числе и монархии. Само учение о правах человека возникло в рамках развития монархической организации общества.

 

Господствующее в массовом сознании мнение об архаичности монархического государственного устройства в корне неверно. Как показывает история, монархия не препятствует ни материально-техническому, ни социальному, ни нравственному прогрессу.

Узкие рамки доклада не позволяют подробно рассмотреть каждый из этих аспектов, поэтому мы сосредоточим свое внимание на аспекте защиты прав и свобод человека, этом фетише современной цивилизации.

В качестве конкретного примера сравним положение современного гражданина Российской Федерации и его предка — подданного Российской империи.

Если мы обратимся к юридическим документам, то увидим, что Основные государственные законы Российской империи 1906 года гарантируют подданным практически все те же гражданские права, что и ныне действующая Конституция РФ. Более того, многие формулировки нынешнего Основного закона дословно совпадают с аналогичными формулировками столетней давности:

«Жилище неприкосновенно. Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения» (Конституция РФ, ст. 25).

«Жилище каждого неприкосновенно. Производство в жилище, без согласия его хозяина, обыска или выемки допускается не иначе как в случаях и в порядке, законом определенных» (Основные государственные законы Российской империи, ст. 33).

«Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» (Конституция РФ, ст. 31).

«Российские подданные имеют право устраивать собрания в целях, не противных законам, мирно и без оружия. Законом определяются условия, при которых могут происходить собрания, порядок их закрытия, а равно ограничение мест для собраний» (Основные государственные законы Российской империи, ст. 36).

Более того, во многом совпадают и политические права подданного и гражданина — государственное устройство Российской империи предусматривало широкое участие ее жителей в организации местного самоуправления (земства), а с 1905 года — и в формировании представительного органа — Государственной думы.

Вопреки расхожим в современном российском обществе представлениям, участие в местном самоуправлении является гораздо более важным правом, чем право выбирать главу государства. Что толку иметь от возможности голосовать за президента или депутата парламента, если гражданин при этом не имеет возможности самостоятельно распоряжаться у себя в доме?

Приведем лишь один пример. В декабре 1884 года жители деревни Строгино, собравшись на сход, постановили увековечить память убитого террористами царя-освободителя Александра II постройкой за свой счет и на своей земле каменной часовни в честь небесного покровителя покойного императора — св. благоверного князя Александра Невского. Сами решили, сами выделили землю и собрали средства. Все общение с властями свелось к подаче прошения на имя викарного архиерея московской епархии Алексея, епископа Дмитровского, и утверждения у губернского архитектора проекта здания. 23 августа 1887 года часовня была торжественно освящена. А теперь представь, читатель, что жители одного из многоквартирных домов района Строгино захотят построить во дворе часовню — сколько инстанций им придется обойти? Юристы, к которым автор обратился за консультацией по этому вопросу, сказали, что в общей сложности жителям придется не менее 13 раз вступать в контакт с государственным аппаратом. Важно отметить, что если в XIX веке речь шла об уведомительном обращении, то сейчас примерно в половине случаев речь будет идти о разрешительном действии чиновников.

Может возникнуть вопрос: зачем рассматривать саму возможность возвращения страны к монархическому устройству, если исторически сложилось так, что Россия отказалась от него?

Но ведь отказ России от монархии, произошедший в результате национальной катастрофы 1917 года, повлек за собой демографическую, нравственную и материальную деградацию нашего общества и нашей государственности. Сейчас площадь России сократилась примерно на треть по сравнению с 1916 годом, а населения стало меньше на 30 млн, и оно продолжает сокращаться.

В то же время монархия показывает себя как одна из наиболее эффективных форм организации государственного устройства. Рассмотрим в качестве конкретного примера эффективность монархического государственного аппарата.

В 1913 году на действительной государственной службе Российской империи (исключая военное и морское ведомства) состояло 252 870 чиновников. Необходимо различать понятия «чиновник» и «государственный служащий». К первым в Российской империи относились только лица, имеющие классный чин в соответствии с Табелью о рангах. При этом чиновник далеко не всегда был управленцем. В системе Министерства народного просвещения классный чин имели не только управленцы, но и преподаватели государственных учебных заведений. Таким образом, надворный советник (чин, равный армейскому подполковнику) мог быть инспектором учебного округа (управленец), а мог быть и преподавателем гимназии с большим стажем выслуги. Поэтому современные эксперты оценивают численность управленческого аппарата Российской империи от 300 до 400 тыс. человек.

Много это или мало? Население России в 1913 году составляло 174 млн человек. Для сравнения: в республиканской Франции насчитывалось 700 000 госслужащих (при вчетверо меньшем населении), а в США — 846 740 (при населении, в два раза уступающем российскому).

Отметим, что в 2000 году в органах исполнительной власти Российской Федерации насчитывалось 1029,5 тыс. служащих. Таким образом, если в 1913 году численность управленческого аппарата составляла 0,14% от населения страны, то к концу ХХ века этот показатель вырос до 0,8%, хотя территория и население страны значительно сократились. При этом современная Россия не является донельзя забюрократизированной страной — в современных демократических странах процент населения, занятого в аппарате управления, еще выше: в Великобритании этот показатель составляет 3,5%, в США — 4,4%, во Франции — 4,9%, а в Швеции — целых 9,4%!

Для нашей страны вопрос о монархической государственности тесно связан с вопросом о восстановлении исторической преемственности.

Русская смута, начавшаяся в 1917 году, по сию пору не закончена. В отличие от некоторых других стран, в России так и не произошло юридического оформления окончания Гражданской войны. С юридической точки зрения она продолжается до сих пор. И хотя давно уже не гремят выстрелы и не рвутся снаряды, разделение страны продолжается. Как остановить этот огонь, который, подобно торфяному пожару, тлеет под зыбкой поверхностью текущей российской реальности?

Хотя с момента отказа страны от коммунистической идеологии прошло больше двадцати лет, связь с предшествующей историей России по сию пору не восстановлена. Более того, эта проблема даже не осознается российским обществом и истеблишментом как значимая. Во время парламентских выборов 2011 года только одна партия внесла в свою программу пункт о необходимости восстановления юридической правопреемственности с исторической русской государственностью. И это была партия, так и не преодолевшая 7%-ный барьер.

Октябрьский переворот ознаменовал собой не только радикальное социальное переустройство общества, но и конец традиционной российской государственности. Если Временное правительство, пришедшее к власти в феврале 1917 года, сохраняло преемственность с прежней юридической и политической системой, то большевики с самого начала официально объявили о полном и всеобъемлющем разрыве с ней.

Ни в одном из законодательных актов и идеологических документов советского государства не упоминалось о предшествующей СССР русской государственности. Более того, новый тип государственного устройства базировался на принципиально других основаниях, чем Российская империя.

СССР строился не как национальное государство русского народа, а как многонациональный союз государств, образованный разными народами. Отсюда и стремление большевиков создать на месте унитарной империи федерацию из нескольких социалистических республик. Более того, СССР рассматривался лишь как первый плацдарм мирового социалистического государства, о чем недвусмысленно говорилось в «Декларации об образовании Союза Советских Социалистических Республик»:

«Воля народов советских республик, собравшихся недавно на съезды своих советов и единодушно принявших решение об образовании “Союза Советских Социалистических Республик”, служит надежной порукой в том, что Союз этот является добровольным объединением равноправных народов, что за каждой республикой обеспечено право свободного выхода из Союза, что доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам, как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем, что новое союзное государство явится достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства и братского сотрудничества народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

Обращает на себя внимание символика СССР. Ни герб, ни флаг Советского Союза не имели какой-либо связи с национальной культурой России или ее прошлым. Более того, основная символика Страны Советов носила подчеркнуто интернациональный характер, а отдельные ее элементы — например, земной шар на гербе — декларируют стремление к созданию всемирного коммунистического государства.

Об этом же писала и вышедшая из печати в 1930 году Малая советская энциклопедия: «Всякая страна, совершившая социалистическую революцию, входит в СССР».

Разумеется, столь радикальный разрыв с предшествующей государственной традицией был возможен на юридическом и политическом уровне, но не на уровне массового сознания. Людям было трудно осознать столь радикальные перемены, тем более что далеко не все население нового государства сочувствовало новому строю и новой идеологии. Поэтому лидеры советского государства предпринимали значительные усилия в сфере социальной инженерии и воздействия на массовое сознание. Одним из ключевых моментов являлся вопрос о преподавании истории. История как предмет — это основа национальной и исторической идентификации. Как показывают результаты современных социологических опросов, большинство граждан России согласны с мнением, что каждый гражданин России должен хорошо знать историю своей страны.

В 1919 году в учебных заведениях РСФСР было прекращено преподавание истории. «Восемь-девять лет тому назад, — с удовлетворением писал в 1927 году видный борец с исторической наукой М.Н. Покровский, — история была почти совершенно изгнана из нашей школы — явление, свойственное не одной нашей революции. Детей и подростков занимали исключительно современностью...»

Преподавание истории как учебного предмета было восстановлено в СССР лишь в 1934 году. Такой перерыв был необходим большевистскому руководству для разрушения традиций преподавания истории отечества, ибо в 1934 году в учебных заведениях стала изучаться совсем другая история.

Решение о восстановлении преподавания истории было принято на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 20 марта 1934 года. Этим же постановлением высшее руководство СССР утвердило авторскую группу для создания школьного учебника истории СССР. Пожалуй, впервые в российской истории школьный учебник утверждался высшим руководством страны. В том же, 1934 году три члена Политбюро — Сталин, Киров и Жданов — лично прочитали и отрецензировали предлагаемые авторскими коллективами конспекты новых школьных учебников. Для нашей темы весьма важно посмотреть, какие же недостатки нашли наши вожди в представленном им проекте учебника.

По мнению высокопоставленных рецензентов, авторская группа «не выполнила задание и даже не поняла своего задания. Она составила конспект русской истории, а не истории СССР, то есть истории Руси, но без истории народов, которые вошли в состав СССР». В конспекте не была подчеркнута ни «аннексионистско-колонизаторская роль русского царизма», ни «контрреволюционная роль русского царизма во внешней политике».

Вот это-то различие между русской историей и историей СССР и является главным для понимания того, какая же именно история стала преподаваться в советских школах и прочих учебных заведениях. Главным было то, что отрицался исторический путь России как национального государства русского народа, созданного русским же народом. Теперь, по мысли вождей, русский народ должен был занять в своей стране место лишь одного из нескольких «братских народов» (многие из которых в то время лишь искусственно создавались), а в перспективе, с расширением СССР до мировых пределов, роль русских должна была еще более уменьшиться.

Юридически концепция превращения СССР во всемирное коммунистическое государство закреплялась в принятой в 1936 году новой Конституции. В этом документе по-прежнему отсутствовали какие-либо отсылки к историческому прошлому России, а ряд норм закреплял подчеркнуто интернациональный характер советского государства. Так, статья 40 постановляла, что законы, принятые союзным парламентом, публикуются на языках союзных республик, а статья 110 предписывала проведение судопроизводства на национальном языке союзной или автономной республики.

Фактически Конституция носила универсальный характер и допускала включение в состав СССР любого социалистического государства. Таким образом, Конституция была обращена не только к населению СССР, но и к населению других стран — будущих возможных участников Советского Союза. Авторы документа стремились сделать его как можно более привлекательным для граждан любого государства. Именно это послужило одной из причин сочетания столь широкого набора политических, гражданских и социальных прав, которых не содержала тогда ни одна конституция в мире. Сталин совершенно не лукавил, называя свое детище «самой демократической конституцией в мире». Конституция 1936 года представляла собой своего рода заявку на кодекс новой, социалистической эры, мощный идеологический и законодательный аргумент в арсенале строителей мировой «коммунии».

Примечательно, что впервые ряд основных положений новой Конституции Сталин публично огласил не на партийном съезде или конференции, а в интервью руководителю одного из крупнейших американских газетных объединений «Скриппс-Говард ньюспейперс» Рою Уильяму Говарду 1 мая 1936 года. Таким образом, основные тезисы новой Конституции с самого начала были озвучены не только для советской (интервью Сталина через четыре дня перепечатали все ведущие советские газеты), но и для западной аудитории.

Однако во внешней политике советское руководство было вынуждено пусть и в ограниченном объеме, но признавать преемственность с исторической Россией. Попытки реализовать концепцию мировой революции на практике привели к совместному выступлению ведущих европейских государств, известному как «ультиматум Керзона». Несмотря на шумную идеологическую кампанию внутри страны под лозунгом: «Не боимся буржуазного звона, ответим на ультиматум Керзона», — сам ультиматум вызвал серьезный кризис в руководстве ВКП(б) и был фактически принят.

СССР признал некоторые международные договоренности Российской империи (например, участие в Гаагской конвенции о военнопленных) и в целом вел себя на международной арене не как «передовой плацдарм всемирной республики советов», а как одно из государств. Совершенно естественным образом Советский Союз был вынужден столкнуться с теми же геополитическими проблемами, что и Российская империя, и поэтому частично использовать ее наследство [1].

Все это привело к тому, что для зарубежного массового сознания юридический разрыв между СССР и традиционной российской государственностью не был заметен, и советское государство воспринималось не как «прообраз будущего человечества», а как Россия, в которой радикально изменился социальный слой. Именно поэтому в западных СМИ для обозначения граждан СССР использовалось традиционное слово «русские», которое практически не употреблялось в этом контексте в самом Советском Союзе.

Внутри Советского Союза на уровне массового сознания преемственность с исторической Россией также не была разрушена до конца. По замыслу советских руководителей, это должно было произойти к середине 50-х годов, когда из активной жизни выпадало поколение рожденных и воспитанных в Российской империи. Так оно, наверное, и произошло бы, если бы не Великая Отечественная война.

Перед угрозой военного поражения и полного уничтожения какой бы то ни было самостоятельной государственности на территории страны советское руководство было вынуждено пойти на компромисс с традиционным российским обществом, чтобы использовать патриотический порыв народа. Но тем самым было допущено существование традиционных ценностей рядом с революционными, что привело к срыву программы переустройства общества и воспитания «нового советского человека».

Однако даже в это время не было внесено никаких изменений в базовые юридические принципы советского государства, сохранявшиеся до самого его распада в 1991 году.

Распад советской государственности поставил перед новыми государственными образованиями и освободившимися от советского влияния странами Восточной Европы вопрос о выборе государственной идентичности. Подавляющее большинство постсоветских государств сделали выбор в пользу восстановления исторической и юридической преемственности с исторически существовавшими национальными государствами. В отдельных случаях такая преемственность была построена искусственно.

В нашей стране этот процесс окончился не начавшись. И с юридической, и с исторической точек зрения Российская Федерация является преемником не исторической России (Российской империи), а именно СССР. В 1991 году такое решение показалось российским властям наиболее простым. В самом деле, восстановление исторической русской государственности потребовало бы оперативного решения множества сложных вопросов, как внутри, так и внешнеполитических, начиная с вопроса о реституции и заканчивая вопросами о границах и членстве в международных организациях. В отличие от стран Восточной Европы и некоторых республик бывшего СССР, временной разрыв между исторической государственностью и современностью составлял не 1–2, а 3–4 поколения. К тому же, как упоминалось выше, проблема исторического разрыва практически не осознавалась российским обществом, а потому и запрос на решение проблемы отсутствовал.

В качестве слабой замены полноценному решению вопроса можно рассматривать использование современной Россией символики Российской империи [2].

Сохранение советской идентичности, позволившее в краткосрочной перспективе «упростить жизнь» и правящей элите, и обществу в целом, с течением времени превращается в фактор, осложняющий развитие российской государственности, а в перспективе — ставящий ее существование под угрозу.

Отказ от решения вопросов ввиду их сложности не приводит к решению проблем, но лишь к дальнейшему осложнению оных. Для примера рассмотрим два аспекта — экономический и национальный.

Многочисленные исследования российских и зарубежных экономистов выделяют в качестве одной из наиболее важных проблем отсутствие твердых гарантий собственности в нашей стране. Корни этого явления лежат именно в разрыве юридической преемственности с дореволюционным законодательством, когда любые права собственности подданных Российской империи были признаны ничтожными. Это решение не было юридически корректным с точки зрения обычного права. Более того, национализация проводилась на основании принципов, которые не могут быть признаны юридически законными, — например, классовое происхождение собственника.

Именно для того, чтобы утвердить прочный юридический фундамент собственности, ряд стран Восточной Европы провели дорогой и сложный процесс реституции — возвращения собственности бывшим владельцам или их потомкам. Безусловно, в России процесс реституции будет крайне затрудненным, но вопрос о ней сегодня даже не ставится. Показательно в этом плане решение о передаче зданий религиозным организациям. Возвращение Русской Православной Церкви храмов и монастырей, отобранных у нее в годы гонений, оформляется не как реституция, а как передача государственного имущества во временное владение (бессрочная аренда).

Еще больше проблем порождает унаследованная от СССР система национально-государственного устройства страны. Согласно Конституции РФ (п. 2, ст. 19) все граждане России равны между собой, вне зависимости от национальности. Но та же Конституция закрепляет существование национально-государственных механизмов — республик, предназначенных для защиты этнических интересов отдельных народов. Таким образом, граждане оказываются разделенными на две неравные группы — те, для кого существуют государственные механизмы защиты этнических интересов, и те, для кого таких механизмов не предусмотрено. Усугубляет ситуацию то, что первая группа составляет меньшинство как среди народов (которых в РФ больше 200), так и по численности населения (не имеет такого механизма и крупнейший народ страны — русские).

Можно сколько угодно выделять средства на различные программы поддержания толерантности, но пока «все животные равны, но некоторые равнее», межэтническая напряженность будет постоянно генерироваться в российском обществе. Более того, советская модель не предусматривает каких-либо механизмов разрешения межнациональных конфликтов. В результате долгого отсутствия государственной политики в этом вопросе (а при условии сохранения советских принципов национально-государственного устройства ее формирование в принципе невозможно) отмечается рост сепаратистских настроений, с одной стороны, и сецессионистских — с другой. Эти процессы создают осязаемую угрозу самому существованию российской государственности.

Вопрос о возможности восстановления монархии в современной России затрагивает множество аспектов. С юридической точки зрения манифест об отречении государя императора Николая II не был выполнен полностью: власть не была передана его брату, великому князю Михаилу Александровичу. Согласно воле последнего вопрос о форме организации общественного устройства России должно было решить Учредительное собрание, но его деятельность была незаконно пресечена большевиками.

Отметим также, что ныне действующая Конституция Российской Федерации не только допускает возможность изменения самих основ государственного устройства РФ, но и в ст. 134 и 135 прописывает механизм внесения подобных изменений. Таким образом, деятельность, направленная на возрождение российской монархии, не противоречит действующему законодательству РФ.

Гораздо важнее ответ на другой вопрос: готово ли сегодня российское общество к восстановлению монархической государственности? В 2006 году в журнале «Мониторинг», который издает Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ), вышла статья одного из ведущих научных сотрудников центра — Михаила Бокова «Нужен ли России царь?».

Автор на основе анализа большого массива социологических данных рассматривает ключевые принципы организации массового сознания граждан России и приходит к поразительному выводу: несмотря на 70 лет советской диктатуры и полтора десятка лет демократического развития, российское массовое сознание во многом сохраняет принципы монархической организации.

Поразительно, но из граждан России не удалось сделать ни сознательных коммунистов, ни демократов.

Значит ли это, что Россия готова к возрождению монархии? Конечно, нет. Наличие черт монархического сознания еще не означает, что граждане России готовы сию минуту обратиться в подданных русского царя.

Выше мы уже упоминали, что быть подданным значительно сложнее, чем быть гражданином демократического государства. Особенно в России, где основой государственности являлась такая нравственная категория, как совесть.

Ст. 4 Основных государственных законов Российской империи, открывавшая главу «О существе верховной самодержавной власти», содержала в себе следующее:

«Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная Власть.

Повиноваться власти Его не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает».

В современном нам мире понятие «совесть» рассматривается исключительно как применимое к индивидуальной жизни человека. Мы не встретим упоминания слова «совесть» ни в юридических актах, ни в каких-либо нормативных документах. Оно вытеснено из политической и общественной жизни. Однако, как мы видим, в монархическом государстве дело обстояло совсем другим образом, и на совести подданных держалось весьма многое.

Что же подразумевает повиновение «за совесть»?

1. Повиновение за совесть позволяет государю надеяться на исполнение своих решений даже в случае отсутствия или слабости аппарата насилия, который обычно обеспечивает «повиновение за страх». За совестливым человеком нет необходимости нависать с угрозой наказания — он выполнит предписанное ему, исходя из чувства долга, причем долга религиозного. В свое время современников поразило, как первый государь из династии Романовых сумел быстро взять в свои руки управление государством и привести подданных в повиновение. По мнению современных исследователей, дело здесь заключалось не только в пресловутой усталости от Смуты и отсутствия государя в стране, но и прежде всего в пробуждении в них религиозного, нравственного чувства, осознания своего долга верноподданных.

2. Повиновение за совесть включает в себя и такой важный аспект, как инициативу подданных в исполнении решения власти. Причем речь здесь идет не только об энтузиазме или уровне отношения к делу (хотя и эти факторы имеют место быть), нет, речь идет прежде всего о стремлении выполнить порученное с максимальным качеством, так, чтобы не только контролирующим органам, но и самому себя не в чем было упрекнуть. Приехавшего ревизора, да что там ревизора — и самого государя можно обмануть, а вот обмануть собственную совесть — никогда.

3. Но повиновение государю за совесть включает в себя и еще один важный момент — это механизм своеобразного контроля подданных за деятельностью правителя: невозможно требовать от человека, чтобы он «за совесть» выполнял распоряжения, противные этой совести. Безусловно, аппарат насилия в руках высшей власти позволяет осуществить такое решение, обеспечив ему «повиновение за страх», но эффективность такого действия будет значительно меньше, чем обычного, даже если не учитывать ущерб, нанесенный отношению подданных к монарху. Именно поэтому монарх не до конца свободен в принятии своих решений, а должен сверять их с собственной совестью. В свое время мадам де Сталь заявила Александру I: «Ваш характер, государь, является лучшей конституцией для России, а гарантом этой конституции является ваша совесть». Точнее и не скажешь.

 

Готовы ли современные россияне к повиновению за совесть? Готовы ли мы взять на себя ответственность за судьбу России, как это сделали наши предки в 1612 году?

Не в том проблема, чтобы найти монарха. Закон Российской империи о престолонаследии от 1797 года составлен так мудро, что и сейчас можно определить круг законных претендентов на русский престол. Но где взять подданных?

Российская империя оставила в наследство колоссальный человеческий потенциал. За годы последнего царствования численность населения страны возросла со 129 млн человек в 1897 году до 179 млн человек в 1915 году. Развитие систем здравоохранения и образования, постепенный переход ко всеобщему начальному образованию способствовали повышению качества человеческого потенциала. Именно люди, рожденные в эпоху правления последнего государя, провели индустриализацию, выиграли великую войну, вывели космические корабли в космос.

Однако система, пришедшая на смену Российской империи, щедро и часто безумно растрачивавшая ее наследство, оказалась неспособной воспроизводить человеческий потенциал ни в количественном, ни в качественном отношении.

Именно эта задача — развитие российского общества, его человеческого потенциала — и является главной в вопросе возрождения монархии в нашей стране с возвращением на путь устойчивого развития. Невозможно воскресить ушедшее прошлое, но принципы государственного устройства, которыми руководствовались наши предки, их опыт построения эффективного государственного и общественного механизма могут и должны быть востребованы в наши дни.

[1] В качестве примера можно привести соглашение между СССР и Великобританией о совместной военной оккупации территории Ирана в 1941 году. За основу разделения сфер влияния были приняты границы, определенные договором между Российской империей и Великобританией, заключенным в 1905 году.

[2] Надо отметить, что вплоть до начала XXI века государственная символика РФ не была должным образом узаконена и существовала фактически «на птичьих правах».

Источник: http://www.moskvam.ru/publications/publication_925.html

 

Поделиться: