4/17 июля 1918 года от рук врагов Христовых приняла мученическую смерть Царская Семья и ее верные слуги. Силы зла не скрывали своего торжества. В июле 1918 года большевистский деятель Сафаров писал в «Уральском рабочем»: «В ночь с 16 на 17 июля по постановлению президиума областного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Урала расстрелян бывший царь Николай Романов. Он слишком долго жил, пользуясь милостью революции, этот коронованный убийца. Рабочие и крестьяне, поглощенные творческой работой и великой революционной борьбой, как будто не замечали его и оставляли жить до народного суда! Историей ему давно был вынесен смертный приговор. Своими преступлениями Николай Кровавый прославился на весь мир. Все свое царствование он безжалостно душил рабочих и крестьян, расстреливал и вешал их десятками и сотнями тысяч. <...> Нет больше Николая Кровавого, и рабочие и крестьяне с полным правом могут сказать своим врагам: "Вы поставили ставку на императорскую голову? Она бита. Получите сдачу — одну пустую коронованную голову"».
Для сравнения приведем отрывок из другой статьи, от 24 июля 1918 года, из издаваемого для русских войск во Франции журнала «Русский солдат-гражданин». Журнал этот издавался при поддержке Американского христианского общества молодых людей (YMCA). Статья называлась «Смерть Николая». Вот ее текст: «Из России пришло известие: бывший царь, бывший самодержец расстрелян в Екатеринбурге по постановлению местного Совета. В грохоте битвы, потрясающей весь мир, это известие прошло незамеченным. Газеты посвятили ему несколько строк. Кому и какое дело теперь до Николая? Умер Николай, когда-то сотнями и тысячами вешавший борцов за русскую свободу, посылавший карательные экспедиции против крестьян, заливший кровью всю Россию в 1905-06 гг. <...>
Николай был расстрелян, без суда, красногвардейцами, расстрелян так, как когда-то по его приказу расстреливались крестьяне и рабочие. Но суд, великий суд, вся крестьянская и рабочая Россия, давно осудила этого человека. И то, что он еще жил полтора года после своего ареста, казалось необъяснимым. Одни говорят: как человек Николай был не плох, но он был не на своем месте. Возможно. Но когда от этого гибнет страна, страдает и мучается народ, разве можно оправдываться, что какая-то ничтожность стоит во главе судеб этого народа. Николай был не на своем месте. Пусть. Поэтому его и выгнали. И зато теперь-то он на своем месте. А. Р.»2.
Не правда ли, слова большевика Сафарова и «христианина» «А.Р.» удивительным образом совпадают, как будто писались они одним и тем же человеком?
8/21 июля 1918 года, через четыре дня после убийства Царской Семьи, Патриарх Московский и Всея России Тихон, после Божественной литургии в Казанском соборе сказал, обращаясь к пастве: «Мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается как нечто законное. На днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович... и высшее наше правительство, Исполнительный Комитет, одобрил это и признал законным. Но наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его... Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены Слова Спасителя нашего: "Блаженны слышащие Слово Божие и хранящие его"».
Как же отозвался народ на эти слова Святителя? Народ — безмолвствовал. Но это не было тем безмолвием ужаса и осуждения кровавого убийства, которое имел в виду А.С. Пушкин в «Борисе Годунове». Это было равнодушное и трусливое безмолвие. Конечно, были те, кто искренне скорбел по убитому Государю, кто оставался ему предан даже ценою жизни. Но не они определяли тогда отношение к убитому Царю.
Марина Цветаева вспоминала об июльских днях 1918 года: «Стоим, ждем трамвая. Дождь. И дерзкий мальчишеский петушиный вскрик: "Расстрел Николая Романова! Николай Романов расстрелян рабочим Белобородовым!" Смотрю на людей, тоже ждущих трамвая, и тоже (тоже!) слышащих. Рабочие, рваная интеллигенция, солдаты, женщины с детьми. Ничего! Хоть бы что! Покупают газету, проглядывают мельком, снова отворачивают глаза — куда? Да так, в пустоту...»^
То же самое писал граф Коковцев: «20-го июля или около этого числа, в официальных большевистских газетах появилось известие об убийстве Государя в ночь с 16-го на 17-ое июля в Екатеринбурге, по постановлению местного Совета солдатских и рабочих депутатов. Приводилось и имя председателя этого подлого трибунала — Белобородова.
Говорилось тогда об убийстве одного Государя и упоминалось, что остальные члены Его семьи в безопасности.
Я не скрывал своего взгляда и говорил многим о том, что думал, и когда мы узнали, что Их увезли в Тобольск, и потом появилось известие, что на Екатеринбург двигаются чехословаки, нечего было и сомневаться в том, какая участь ожидает их.
На всех, кого мне приходилось видать в Петрограде, это известие произвело ошеломляющее впечатление: одни просто не поверили, другие молча плакали, большинство просто тупо молчало. Но на толпу, на то, что принято называть "народом" — эта весть произвела впечатление, которого я не ожидал.
В день напечатания известия я был два раза на улице, ездил в трамвае и нигде не видел ни малейшего проблеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями...
Какое-то бессмысленное очерствение, какая-то похвальба кровожадностью. Самые отвратительные выражения: "Давно бы так", "Ну-ка — поцарствуй еще", "Крышка Николашке", "Эх, брат Романов, доплясался" — слышались кругом, от самой юной молодежи, а старшие либо отворачивались, либо безучастно молчали. Видно было, что каждый боится не то кулачной расправы, не то застенка»'1.
Но что говорить о них, простых людях, несчастных и обманутых, которых та же Цветаева называла «малыми, слабыми, грешными и шалыми, в страшную воронку втянутыми», если так называемая «совесть» нации, интеллигенция, соревновалась друг с другом в глумлении над убитым Самодержцем.
В то время, как Царская Семья была в заключении, русская интеллигенция продолжала глумиться над ней, равнодушно внимала революционной клевете и даже порой спокойно обсуждала возможность убийства Государя. Так, писательница Тэффи писала в газете «Новое слово» 26 июня 1918 года, то есть меньше чем за месяц до убийства Царской Семьи: «Об убийстве Володарского говорить и писать будут очень много, больше, чем о предполагаемом убийстве Николая Романова»5.
В воспоминаниях самых разных людей слышится поразительно равнодушное отношение к Царской Семье. Русское общество большей своей частью смирилось с неизбежностью убийства не только своего Государя, но и его Семьи. «Бессмысленное очерствение», о котором пишет граф Коковцев, охватило Россию. Царская Семья, столь любившая русский народ, причем не какой-либо «платонической», а вполне реальной действенной любовью, была выдана своим народом в руки изуверов на поругание и мучительную смерть. «Покинутая Царская Семья», — это название книги корнета Маркова как нельзя лучше отражает суть преступления всех сословий русского народа. Лишь горстка Верных оставалась с Ней до конца.
Император Николай II, Императрица Александра Феодоровна и Августейшие Дети любили жизнь во всех ее проявлениях. Любили землю, деревья, цветы, птиц и животных. « II faut les laisser vivre !»( «Нужно их оставить жить!» (фр.)) — кричал маленький Цесаревич, наблюдавший за рыбной ловлей и пораженный видом мучений задыхающейся без воды рыбы6. Добрый мальчик! В России не нашлось ни одного человека, который бы крикнул кровавому изуверу, убивавшему Тебя: « II faut le laisser vivre !», который остановил бы преступную руку.
За Голубя, за Отрока, за Сына
За Царевича младого Алексия
Помолись, церковная Россия!
Ах, ужели у тебя не хватит
На него духовной благодати?
Но России не было дела до своего Царевича, умиравшего в подвале Ипатьевского Дома. Она была занята увлекательным делом: братоубийственной войной.
Убийство Царской Семьи прошло как-то незаметно и буднично, говоря словами Патриарха Тихона; словно это было убийство какого-то разбойника. И казалось, что с убийством Царской Семьи скрылась до срока, как Град Китеж, Святая Русь и на ее месте оказалась мертвящая Совдепия. Наступило время такого ужаса, такой безысходности, какого никогда не знала Русь. И дело было не только в том, что страна была залита кровью, что миллионы крестьян, дворян, рабочих, священников, офицеров, служащих, гимназистов, малолетних детей были загублены, замучены, растерзаны бандой изуверов, но в том, и этого хотели добиться убийцы, что в этом ужасе легко было поверить в то, что с убийством Царской Семьи ушел тот дух, который и делал Россию отличной от иных стран, тот дух, который Пушкин называл «Русским Духом». Дух этот был Дух Христов, и только будучи преисполнена этим Святым Духом может быть Россия —- Россией. Царская Семья, особенно Государь Николай II символизировали собой верность России Христу Спасителю и верность Ему ставили выше жизни и выше смерти. Именно за эту верность Христу ненавидели Николая II антихристы всех мастей всего мира, именно за эту верность вели они с ним смертельный бой, именно за эту верность они замучили его и его близких. В этом смертельном противостоянии русское общество не было на стороне Царя. Но смерть, самая страшная, не может победить Дух Христов. Этого не знали мучители. То, что задумывалось как поругание, стало Торжеством — Торжеством Любви, Смирения, Жертвы — ради Христа. И поэтому Дух Христов не мог оставить Россию — даже после отступничества народа от Помазанника Божьего. Ни на день не прерывалось на Руси служение Божественной Литургии — в оставшихся храмах, в домах верных христиан, в лагерях и ссылках. Россия не стала Совдепией, антихристовым планам не дано было осуществиться. Любовь Христова сильнее. Поэтому у русского народа — предавшего, отступившего от Бога и Царя — не отнята самая главная милость — возможность покаяния.
С уходом Царя изменились не только условия жизни — изменилась сама жизнь. Суть этого изменения прекрасно выразила в своем стихотворении русский поэт Т.М. Глушкова: «Цветная жизнь была, а в черно-белом марте Царя отняли у Руси».
Через много лет, в эмигрантском Париже, Георгий Иванов напишет:
Эмалевый крестик в петлице,
И серой тужурки сукно.
Какие прекрасные лица,
И как это было давно.
Какие прекрасные лица,
И как безнадежно бледны:
Наследник, Императрица,
четыре Великих Княжны.
Эти два слова «прекрасные» и «безнадежно» точно рисуют ужас положения: прекрасное — безнадежно ушло.
Да и сам народ, испытавший на себе всю тягостность большевистского ига, осознанно или неосознанно, стремился вернуть себе Царя, то время, когда он, Народ, ощущал себя истинно русским и истинно православным.
Вернуться к Царю было мечтой и русских монархистов, оказавшихся в изгнании. Им казалось, что это так легко: провозгласить любого великого князя Императором, и Россия вновь обретет монархию. Сколько кандидатов в русские цари было явлено миру! Но все они были обречены исчезнуть. Оказалось, что вернуться к Царю своими силами — невозможно. Царь Града Китежа — Святой Руси — ушел вместе с ней в недосягаемые дали. Вернется ли Царь, вернется ли Святая Русь, ведает один Господь. Но одним из важнейших условий этого является осознание всем народом русским того, что произошло 4/17 июля 1918 года в подвале Ипатьевского дома города Екатеринбурга. Осознание это должно привести к подлинному покаянию, а покаяние — к духовному просветлению.
Император Николай II и его Семья были убиты изуверами. Эти изуверы были уверены, что, убивая Царя и его Семью, они навсегда убивают Святую Русь, изменяют ход истории, одерживают победу над Богом. После убийства более полувека преступники делали все, чтобы скрыть суть своего преступления, оклеветать Царскую Семью. Целые поколения выросли, зараженные этой клеветой.
Но время в очередной раз показало безумие и обреченность той силы, которая водила преступной рукой ночью 17-го июля. Чем больше клеветали и осмеивали Царскую Семью, тем больше появлялось людей, которые жалели, а затем и почитали ее.
И наоборот, чем больше славили власти преступные имена цареубийц, тем больше они предавались историей забвению. С карты России, с улиц ее городов, медленно, но верно исчезают их кровавые имена. Для грядущей же Вечной Жизни они не существуют вовсе. Все громче и яснее слышатся над Русью слова: «Да Воскреснет Бог, и расточатся врази Его!»
И вот уже вся наша Православная Русская Церковь, всей полнотою своей, прославила в лике Страстотерпцев Императора Николая Александровича, Императрицу Александру Феодоровну, Цесаревича Алексея Николаевича, Великих Княжон Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну, Марию Николаевну, Анастасию Николаевну. Они навсегда с нами, они не покинули нас, они в Вечной Жизни, они там, где преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский, они там, где Христос Спаситель. Пусть же имена святых Царственных Страстотерпцев сияют нашей многострадальной России путеводными звездами Добра и Любви во тьме ночи нынешнего апостасийного века!
- Войдите, чтобы оставлять комментарии