Л.А. Тихомиров. П.Е. Астафьев (некролог) 1893 г.

7 апреля в Петербурге умер от разрыва сосудов и кровоизлияния в мозг Петр Евгеньевич Астафьев. Внезапная смерть застигла его в полном расцвете сил, едва в 47 лет. Петр Евгеньевич родился в 1846 году 7 декабря в деревне Евгеньевке Воронежской губернии Острогожского уезда. Дворянин по происхождению, родившись в богатой семье, он еще дома получил блестящее воспитание. Окончив курс воронежской гимназии, он в 1864 году поступил на юридический факультет Московского университета. По окончании курса, в 1868 году, два года пробыл кандидатом на судебные должности. С 1872 года в качестве приват-доцента начал лекции философии права в ярославском лицее. В 1879—1880 годах был мировым посредником в Юго-Западном крае. С 1881 года поступил преподавателем в лицей Цесаревича Николая, а с 1885 года временно служил в Московском Цензурном комитете. С 1890 года он стал приват-доцентом Московского университета.

Эти разнородные занятия не мешали Петру Евгеньевичу постепенно входить в его настоящую роль — ученого философа и психолога, составившую его общественное значение.

П. Е. Астафьев при самой разносторонней учености отличался, сверх того, редкой самостоятельностью мысли. Не компилятором, а двигателем науки являлся он. Его философские и психологические исследования давали каждый раз ценный вклад в сокровищницу знания. Детски неумелый и беспомощный в делах практической жизни, он был настоящим хозяином в области мысли. Во всеоружии знания, он смело подходил к самым трудным задачам. Ничто его тут не пугало, никакой авторитет не способен был подавить. Он не останавливался перед самыми сложными проблемами, которые часто побеждал своим тонким анализом, своей не менее замечательной способностью к синтезу. Такие подвижники мысли редки и дороги везде. Тем более тяжело их терять у нас.

Философия многим еще представляется чем-то не имеющим отношения к жизни. И однако — это источник общего миросозерцания, источник, из которого вытекают общие направления, определяющие человеческую деятельность. То, что представляет философия, передается попутно всем ищущим знания. Дряблость, компилятивность, безжизненность в этом первоисточнике направлений отражается затем на всем творчестве образованного слоя страны. Ныне весь цивилизованный мир страдает этой болезнью, но мы — еще более других.

Неоценимы заслуги тех немногих, которые вносят сюда сильную, свежую мысль. Таким был покойный П. Е. Астафьев. Его общественное значение еще более усиливается тем, что он мыслитель глубоко национальный, русский. То, что он устанавливает в философии как истину научную, лишь развивает миросозерцание, которое потенциально кроется в русском народе, в его верованиях и исторических инстинктах.

Несмотря на преждевременную кончину, Астафьев оставил богатое литературное наследство. Еще гимназистом он написал свой первый литературный труд — небольшой очерк «От Острогожска до Ивановки» и напечатал его в «Воронежских губернских ведомостях» (1864 год, № 26).

В 1873 году явилось его первое философское произведение «Монизм или дуализм», составлявшее вступительную лекцию в ярославском лицее. С 1876 по 1878 год в «Русской газете» помещен ряд его передовых статей и иностранных обозрений. В бытность мировым посредником он написал «Последнее десятилетие экономической жизни Подольской губернии» (Сборник Подольского статистического комитета за 1880 год) и «Очерки экономической жизни Подольской губернии» («Киевлянин» 1880 года).

Много мелких заметок библиографического содержания поместил он в «Московских ведомостях». Из крупных трудов его должно назвать: «Психический мир женщины, его особенности, превосходства и недостатки» («Русский вестник», 1881, кн. 12; 1882, кн. 6 и 10; отдельно: М., 1882, IV + 156 с.); «Понятие психического ритма как научное основание психологии полов» (М., 1882, 60 с.); «Симптомы и причины современного настроения: наше техническое богатство и наша духовная нищета», две публичные лекции (М., 1885, 100 с.); «Смысл истории и идеалы прогресса» (Чтения в Обществе любителей духовного просвещения, 1885, кн. 7—8; отдельно: М., 1886, 62 с.); «Страдание и наслаждение жизни: вопрос пессимизма и оптимизма» (СПб, 1885, 70 с.); «Чувство как нравственное начало», психологический очерк (М., 1886, VIII + 84 с.); «Старое недоразумение, по поводу вопроса тенденциозности в искусстве» («Русское дело», 1888, № 43); «К вопросу о свободе воли» (М., 1889, II + 92 с.); «Учение графа Л. Н. Толстого в его целом», критический очерк (М., 1890, 48 с.); «Национальное самосознание и общечеловеческие задачи» («Русское обозрение», 1890, кн. 3); «Гипнотизм как психологическая задача» («Русское обозрение», 1890, кн. 9); «Идеал и страсть» (Сборник «Московской иллюстрированной газеты», 1891, вып. 1); «Религиозное обновление наших дней» («Московский листок», 1891, № 311—344); «Общественное благо в роли верховного начала нравственной жизни», популярный очерк (М., 1892), «Родовой грех философии» («Русское обозрение», 1892, кн. 11); «Перерождение слова» («Русский вестник», 1892, кн. 11—12); «Наше знание о себе» («Русское обозрение», 1892, кн. 12); «Воля в знании и воля в вере» («Вопросы философии и психологии», 1892, кн. 13—14); «Урок эстетики» с посвящением памяти А. А. Фета-Шеншина («Русское обозрение», 1893, кн. 2) и, наконец, книга «Вера и знание в единстве мировоззрения (Опыт начал критической монадологии)» (М., 1893).

Ученый по натуре, П. Е. Астафьев был, однако, глубоко проникнут стремлением служить своей мыслью на пользу людей. Он прямо отрекался от той старой философии, которая ничего не дает для жизни. Истинная философия должна освещать человеку жизнь, быть источником увлечения, идеала, помогать развитию личности. Философия не просто дает человеку миросозерцание. Это, говорит Астафьев, даже невозможно. Миросозерцание есть только у того, чья мысль, воля и чувство самодеятельно участвуют в его выработке. Задача философа в том, чтобы прийти на помощь этой самодеятельной работе, указав ищущему истины самую проблему мировоззрения, верные пути и основные начала ее разрешения. Философия, таким образом, является на помощь каждому, указывает ему средства осмыслить жизнь и деятельность. Астафьев прекрасно сознавал, что такая роль философии особенно важна в наш изверившийся, изжившийся, скептический век. Еще сильнее, чем И. Киреевский, отмечал он тот факт, что чем более распространяются миросозерцания, считаемые научными, тем сильнее замечается оскудение человеческой личности, исчезновение идеалов, господство холодного скептицизма. Вместо того чтобы все лучше уяснять себе смысл своей жизни, человечество приходит к убеждению, что жизнь не имеет никакого смысла. Вопрос о целях изгнан из «научного» миросозерцания и заменен понятием о простой последовательности явлений, свершающихся неизвестно зачем и почему.

Вместе с Киреевским он хорошо видел источник, из которого проистекала ошибка стареющей философии, делающая ее бесплодным учением отупения или отчаяния. Но то, что И. Киреевскому было открыто десятилетним самоуглублением и изучением отцов Церкви, у П. Е. Астафьева явилось в результате самостоятельного изучения точной психологии. То, что у И. Киреевского осталось как бы гениальной догадкой, у Астафьева сложилось в стройную научную систему.

Основная ошибка, омертвившая господствующую ныне философию, состоит, по Астафьеву, в неправильном анализе души человеческой, а потому в произвольном сужении источников познания. Познавательной способностью человека признается только разум, при таком понимании суживаемый до рассудка. Это — коренная ошибка. Современная психология, говорит Астафьев, установила несомненный факт, что душевная жизнь никогда не являет ни чистого представления, без примеси волевых и эмоциональных элементов, ни чистой воли, ни чистого ощущения. Единство, целостность человеческого существа такова, что эти три основные его способности — разум, воля и чувство — только логически расчленяются: фактически они неразрывны, составляют проявления одного существа, одной способности, одного и того же бытия. Жизнь есть бытие, а не одно рассуждение. Познание, способное дать нам истину, должно относиться к целому бытию, а не к одной его части. Человек познает не в одном представлении, но и в воле, и в чувстве. Отрицание этого приводит нас к познанию фиктивному, не соответствующему действительности. А между тем именно таков путь рационализма. Потому-то рационалистические мировоззрения приводят к таким омертвляющим выводам, с которыми неспособен согласиться живой человек.

Искать целого познания в одном рассуждении — ошибка тем большая, что она устраняет от исследования именно активные способности души и сохраняет, как бы единственные, ее пассивные способности. Вот почему в этой философии исчезают цели жизни. В представлении и в логике нет цели. Они представляются лишь средством бытия. То познание, какое дается представлением и логикой, есть познание невольное, в котором человек берет не то, что есть, а то, что к нему само идет. Активные способности души, в которых человек берет мир и познает его в самом существе, — это воля и чувство, столь ошибочно игнорируемые рационализмом как способности познавательные. Стоя наточке зрения, подсказываемой научной психологией, П. Е. Астафьев, покинув избитые пути философии, посвятил себя исследованию воли и чувства.

Этот ряд исследований сам Астафьев считал далеко не полным. В его уме роился ряд коренных вопросов гносеологии, ждущих разработки. Но и то, что он уже успел создать, представляет драгоценный вклад в науку. Исследования Астафьева ценны не только потому, что выясняют отдельные частности коренных вопросов человеческого познания. Его исследования делают больше. Они открывают пред наукой новый путь, по которому она пойдет, какие бы частные поправки или дополнения к исследованиям Астафьева ни приходилось делать позднейшим исследователям.

Без сомнения, Астафьев, как философ-новатор, имеет против себя в ученой среде громадную силу — умственных привычек, въевшихся столетиями общих мест рационализма и материализма. Этот враг давил покойного и при жизни его, осуждая его на одиночество, создавая ленивое невнимание к его работам. Этот враг будет, конечно, давить его и после смерти. Действительно, вводя в сферу философии волю и чувство, стремясь к мировоззрению, которое понимало бы жизнь в целостном бытии, Астафьев точно так же неизбежно восстановляет права религии, как неизбежно они забывались в урезанном миросозерцании рационализма. Анализ таких деятельных сил души, как воля и чувство, приводит нашего философа к идее о Боге, и притом в удивительном согласии с учением христианства. Таким образом, против философии, путь которой прокладывает Астафьев, восстает все, что не допускает идеи Божества. Против же Астафьева и те компромиссы с религией, которые столь многочисленны в настоящее время и которые сознательно и бессознательно стремятся утопить веру в знании. Анализ веры и знания, указание их существенной разности при одинаковой равноправности как источников общего познания человеческого составляет видную долю трудов Астафьева. Астафьев оказывается против всех модных и господствующих течений.

Но за Астафьева та широта миросозерцания, которое сложилось в этом тонко развитом уме, одинаково умевшем понять и научную истину, и красоту художественного образа, и откровенную истину веры.

Его философия столь же мало допускает упразднение веры, как и знания. Эта философия, твердо стоящая на почве целостности человеческой природы и не уступающая прав ни одной стороны этой природы, ставит как пред личностью, так и пред наукой требование всестороннего гармонического развития. В этом трудность усвоения идей Астафьева, в этом же их жизненность. Все направления мысли, в которых проявляется разложение человека — омертвение той или иной способности души, — отвращаются от этих идей. Наоборот — все, что цело в человеке, не разложено, невольно к ним тянется.

Значение Астафьева будет расти, пока развивается русская мысль, и даже дольше, потому что его работы закладывают прочный фундамент той новой философии, которой необходимость и неизбежность для обновления современной культуры предвидел еще проницательный ум И. Киреевского.

Поделиться: