Поздно, поздно говорить о том, что в 1990-е годы мы стали свидетели угасания и умирания России. Она со второго марта в гробу. А уже вся последующая ее история – это сюжеты пост-истории. Если – вслед за Леонтьевым – считать Самодержавие живой душой России, то 2 марта – это дата смерти русского государственного организма, конца русской истории. Так что, все наши скорби по поводу «гибели великой страны» я назвал бы просто психологизмом...
Развернутый комментарий к подборке свидетельств "Судьбы Промысла".
Для меня эсхатология – важнейшее в наследии Льва Тихомирова. И вот недавно, летом позапрошлого года, когда я просматривал и по возможности переписывал самые интересные фрагменты тихомировских дневников, я нашел точку, в которой эта эсхатология родилась, тот самый момент, когда у Тихомирова рождается устойчивый и с тех пор уже почти на всю оставшуюся жизнь – почти на четверть века – интерес... точнее сказать, просто вцепленность мертвой хваткой в апокалиптику и в эсхатологию. Это 1900 год – дата, когда друг на друга накладываются события, по всей видимости, равновеликие для Тихомирова: боксерское восстание в Китае, подавление его силой русских войск, то есть вход русской армии в Пекин – и смерть Владимира Соловьева. Тихомиров начинает очень интенсивно продумывать эту тему, врабатываться в нее, и наконец (в 1907 г.) это превращается в первый вариант статьи «Апокалипсическое учение о судьбах и конце мира», спустя несколько месяцев – во второй вариант; потом, как известно, он возвращается к этой теме в «Религиозно-философских основах истории» (1913–1918); и, наконец, итоговый срез мы имеем в эсхатологической фантазии «В последние дни» (1919).
Весь этот пласт, который я сейчас условно называю «Рождение эсхатологической концепции (по-английски, an eschatology – вот этой конкретной, тихомировской) из духа русской дальневосточной политики», – ждет еще своей публикации, но, тем не менее, он имеет самое непосредственное отношение к первой половине публикуемой здесь подборки («Судьбы Промысла») – всем эти ламентациям, вздохам, рассуждениям, заглядываниям в будущее… Вся эта часть подборки – плач одинокого монархиста (каковым Тихомиров всегда себя и осознавал) о погибели Русского Царства. И в принципе к этому плачу и к этой аналитике можно было бы относиться так же отстраненно, как, скажем, Сергей Фомин отнесся к записям военного времени – с непримиримой враждебностью и безпощадностью [i]. Во многом эти записи, может быть, того и заслуживают; но самое поразительное, что абсолютно та же «тоскующая нота» звучит у Тихомирова уже в 1899 году, и сам он пишет, что прошло всего пять лет после кончины Императора Александра III, носителя идеала. Ушел носитель, и от идеала не осталось ничего. Тихомирову пронзительно ясно, что – конец и что ничего не будет. И само по себе это имеет ценность одного из множества свидетельств.
Однако вслед за дневниковыми записями Тихомирова в подборке идет свидетельство внучки архитектора Максимова, опубликованное всего пять лет назад. Она приводит слова, дошедшие как семейное предание. Конечно же, к словам этим можно относиться как угодно – сколько искажающих сред они преодолели! Но, если им довериться, то мы услышим следующее: в полученном в Сарове на прославлении преподобного Серафима Саровского Государем и Государыней письме (написанном, по преданию, самим Преподобным [ii] ) не просто предсказывался трагический ход жизни России и Августейших ее Повелителей, но давался совет, как можно удержать Россию над пропастью – «отказаться Государю и Государыне от личного счастья, принять монашеский постриг, Государю же – Патриаршество и регентство над сыном». (И вот тут весь этот скорбный плач Тихомирова, все рыдания частного мыслителя оказываются лишенными какого-либо психологизма. Они – достоверное свидетельство очевидца, видящего и во многом провидящего суть вещей. Другое дело, что Тихомирову открыт только кусочек целого...)
Итак, Государю была открыта через преподобного Серафима воля Божия о том, как спасти Россию. Если это свидетельство о письме истинно, то дальше – по неумолимой логике – следует перевести взор с Государя, исполнившего волю Божию (и отвергнутого в этом именно качестве!), на тех, в чьих руках оказались судьбы России – тогда, в тот самый момент, когда мы имели дело с очередной точкой синергии (когда Господь предлагает человеку быть соработником в домостроительстве спасения, каковым является история человеческого рода). Но в тот час, когда от митрополитов зависело – удержать Россию над пропастью или, промолчав, не сказав ни слова, ни «да», ни «нет», отправить ее туда, в пропасть, – они промолчали. Если признать истинность этой цепочки, то мы неизбежно придем к тому, что здесь, в этой подборке, вынесено в эпиграф (Они же шедше утвердиша гроб, знаменавше камень с кустодиею) – слова, как известно, сказанные о членах синедриона. Слова эти завершают последнее, двенадцатое Евангелие, читаемое на утрене Великого Пятка.
Соответственно, по этой страшно-выговариваемой логике, священноначалие, члены Св. Синода Российской Православной Церкви в тот момент, когда Господь ждал от них смиренного «да, Государь», – промолчали, уложив Россию в гроб. А из этого следует обвал всех последующих логических выводов. Но перед этим нужно особой чертой – красной – обвести еще один эпизод. Это тонкий сон (вскоре после «февральского клятвопреступного бунта») святителя Макария Московского, где Государь вымаливает прощение русскому народу.
Между этими точками – молчанием иерархов и тонким сном митрополита Макария – помещается в подборке удивительный рассказ почти очевидца о словах новгородской старицы Марии Михайловны, которая 11 декабря 1916 года, обращаясь к Царице-Мученице, обещает ей: «Лешеньку не убьют, цел будет, никто его не тронет». Старшей Княжне старица предсказала, что она выйдет замуж за того, кого любит. (То есть речь, по всей видимости, идет об исполнении того, что было даровано только сестре Государя, Ольге Александровне, которой было разрешено выйти замуж за полковника Куликовского...) А дальше идет пророчество о Феврале. Старица предупредила Царицу, чтобы «береглася первого марта. Императрица спросила: “Что же, чернь будет бунтовать?” Старица ответила: “Будет большая каша”». После чего в подборке следует еще одно свидетельство прозорливости – свидетельство очевидца в данном случае – кн. Николая Давидовича Жевахова: это знаменитое место из его Воспоминаний, где он спрашивает, скоро ли кончится война.
Как же принять эти слова старицы? В какую логику можно их вписать и как их понять – как приточный рассказ или все-таки иначе? Если свт. Макарий в тонком сне видел то, что реально происходило между небом и землею, между Господом и Государем – то это означает, что старица предсказала то, что должно было бы исполниться, если бы Государь не вымолил прощения у Господа для Своего народа. И именно в этой логике можно (и мне представляется, что только в этой логике и можно) понять загадочные слова старца Николая (Гурьянова) о том, что Царь-Мученик «отдал на заклание Наследника Алексия» [iii]. Вот цена выкупа!
По этой логике следует, что Государь вымолил прощение русскому народу (см. ниже), принеся в Жертву (ср. с его собственными словами «Я буду искупительной жертвой») не только Себя, но и всю Августейшую Семью! После этого и арест, и вся ставшая после него неразрывной цепочка событий, приведшая к Ипатьевскому подвалу, – неумолимая неизбежность. Ведь Государь, как известно, просил и о выезде из страны, и о возможности по окончании Великой войны вернуться и жить простым гражданином в России... И если бы та Его молитва не была услышана (или – о чем еще страшнее подумать! – если бы ее и не было), то Государю была бы дарована уже уготованная для Него (и всей Его Семьи) сладкая чаша.
Мое истолкование третьего тонкого сна митрополита Макария было впервые опубликовано еще в 1993 году, в первом издании книги «Россия перед Вторым пришествием» (с. 198). Раздаяние Государем манны – прощение («Государь взял вину русского народа на себя, и русский народ прощен») остатка верных, сохранение Русской Церкви, где манна есть Евхаристия. И если понимать это так – подумаем, что же тогда означает всё т.н. «сергианство», которое сам митрополит Сергий в известной беседе в декабре 1927 года с делегацией из Ленинграда, будущими «иосифлянами», обозначил как «я спасаю Церковь»?.. Да, он действительно спасал видимую Поместную Церковь-организацию (не имеющую обетований Спасителя о неодолимости Ее «вратами адовыми»). Но! Он и его предшественник, свт. Тихон Московский, строили на том основании, которое заложил Государь Своей Жертвой! Ведь речь шла прежде всего о сохранении храмов, в которых будут совершаться Евхаристия и Крещение. Хотя митр. Сергий надеялся на большее, что Господь и даровал ему в 1943 году… А все рассуждения о том, что «если бы не война…» – комичны...
В связи с этим позволю себе обратиться к следующим словам о. Алексия Михайлова: «Бог отмщений тем самым крестом, какой именно мученица [Царица Александра. – Г.Н.] начертала в тюрьме своей, навел иноплеменное нашествие на русскую землю от земли германской (немецкой шпионкой называли Государыню при жизни, по смерти могли бы привлечь к административной ответственности за изготовление, распространение и демонстрацию нацистской символики). Вера не допускает существования случайностей в мире, созданном сущим повсюду и видящим все Отцом. Германское нашествие под знаком свастики на русскую землю – это ответ Божественной справедливости на гамматическую молитву помазанных Ему. Победа 6 мая 1945 года на день великомученика Георгия – это ответ Божественной любви на молитву Мученика-Царя, обращенную в последний раз к горячо любимым Им войскам: “Да ведет вас к победе св. великомученик Георгий”». (И действительно, лучшее этому подтверждение – явление Царя-Мученика на ступенях рейхстага [iv] ; см. ниже.)
По слову о. Алексия, «современному человеку, глубоко впитавшему идеи равенства всех людей, весьма трудно допустить такую “несправедливость”, что перед Богом страдания разных людей имеют разное значение». А дальше – в силе и духе Константина Леонтьева: «Этот неистребимый, глубоко въевшийся в нас демократизм, собственно, и является главным препятствием для настоящего прославления Царственных Мучеников. Мы не можем принять, согласиться, что тысячи священников и епископов в первые десятилетия советской власти и миллионы крещеных мiрян с 1941 по 1945 годы погибли из-за того, что в результате непрерывного гонения через все их житие были умучены в Екатеринбурге Святые Царственные Мученики» [v].
Да, они – мученики всем своим житием; всё царствование их мучили, преследовали, оклеветывали, облыжно обвиняли, и это достигло апогея, конечно же, к 1916 году. А прорвался этот гнойник Февралем. Помазанник Божий, его супруга и их порфирородные чада получали с марта 1917 года письма (я своими руками листал это в архиве), прошедшие, конечно же, цензуру временщиков и доставленные Августейшим Особам с прожженными папиросой глазами (на ИХ фотографиях) и с нарисованными непристойностями – и уж это никакие не большевики рисовали, до них еще жить и жить, это с марта месяца пошло... Письма и открытки с категорическими требованиями отправить их (во всяком случае, Государя) из Царского Села в Петропавловскую крепость; с вакханалией под названием «распутиниада» в газетах, против которой протестовали люди того же круга...
+ + +
По этой логике получается, что Господь помиловал Русскую Церковь большевиками! Получается, что не было никакого «сергианства», а что нелояльный (по словам самой Государыни, будущей Царицы-Мученицы [vi] ) архиепископ Сергий – потом принужден был впрячься в это страшное ярмо и рассылать свое обращение с требованием подписки о лояльности. Да, Господь посмеялся над ним и смирил его – смирил вплоть до удивительного свидетельства о его прозорливости в феврале (!) 1943 года, через четверть века после того страшного февраля, митр. Сергию был свыше открыт исход сражения, решившего судьбу Второй мiровой войны – Сталинградской битвы. И ему было даровано войти в радость Господа своего при жизни [vii]. Кто как к этому относится – какое нам до этого дело, если мы его радость разделяем?..
Вся же подборка в целом заставляет с ужасом оглянуться назад и еще раз подумать о смысле выставленного в начале – казалось бы, непонятно к чему относящегося – эпиграфа. Поздно, поздно говорить о том, что в 1990-е годы мы стали свидетели угасания и умирания России. Она со второго марта в гробу. А уже вся последующая ее история – это сюжеты пост-истории. Такова моя логика: если – вслед за Леонтьевым – считать Самодержавие живой душой России, то 2 марта – это дата смерти русского государственного организма, конца русской истории. Тайный смысл «русской пост-истории» – Россия лежит в гробу и чает воскресения (на малое время, по слову св. Иоанна Кронштадтского ).
Так что, все наши скорби по поводу «гибели великой страны» я назвал бы просто психологизмом...
+ + +
А видение Государя, приведшего Свои войска в Берлин, – это исполнение того, что Ему не дали сделать весной 1917 года (соединившись с двух концов) Германия и Англия. Ибо, если согласиться с той версией убийства Григория Ефимовича Распутина, которую сейчас предлагают сами же англичане (что он был убит агентом английской военной разведки, резидентом в Петрограде), – придется выстроить всю картину в целом, и это будет картина «многоходового» заговора. Те же самые люди, которые «в маленькой шотландской деревушке» продумывали детали будущего Февраля, – они же, разумеется, исходили из того «сценария», что вместо низложенного Государя Императора будет назначен регент при смертельно больном Наследнике. Поэтому за два месяца до переворота убивают того человека, который был жизнью Цесаревича. Это всё – продуманные, согласно неумолимой логике сцепленные звенышки единого плана: Цесаревич сначала был убит в ночь на 17 декабря 1916 года (по их замыслу).
+ + +
И, наконец, то, что касается главной загадки русской пост-истории – послевоенного сталинизма и Сталина. Я продолжаю считать, что разгадкой этой тайны является полуиронический, полуёрнический рассказ в «Архипелаге ГУЛАГ» о «Викторе-Михаиле» – Императоре Михаиле [viii]. И что послевоенный Сталин (а здесь достаточно посмотреть на серию его послевоенных внешнеполитических провалов…) ломился в дверь, которая была приоткрыта (прежде всего я тут имею в виду освобождение Царьграда) Господом только для Императора – последнего Русского Царя! (Но Сталину всё же было даровано вот это – на сорок лет, до декабря 1991 г., нам отданное).
В подборке всё заканчивается обетованием о ризе для Державной иконы Божией Матери. Крестьянка Андрианова отправляется за сбором денег на ризу для Державной иконы и вслед за этим получает откровение о том, что этим не надо заниматься, нет на то благословения Божия. «Матерь Божия сказала ей, чтобы она вернула собранные ей деньги. Сейчас не надо на Ее икону (Державную) ризу возлагать, так как скоро в России будут снимать со всех икон ризы. А после испытаний российских сама риза к ней подойдет».
Это очень важное пророчество и откровение Божие – потому что, собственно, на все вопросы о наследниках Российского Императорского престола ответ дан самим явлением Державной иконы – скипетр и держава в руках Пречистой! И если это так, то риза придет закрыть их; говоря точнее – их там не будет. С явлением последнего Русского Царя риза покроет длани Пречистой, и скипетр с державой станут невидимы, и даже более того – исчезнут с иконы, потому что они будут в руках последнего Русского Царя!
А он еще не пришел…
[i] ... И даны будут Жене два крыла. Сборник к 50-летию С.В. Фомина. М., 2002. С. 556–567. Действительно, Тихомиров в своих дневниках – «новый правый»; он во многом, скорее, предтеча русских фашистов, чем «зарубежников», мечтающих о восстановлении исторической России.
[ii] См.: Россия перед Вторым пришествием. / Сост. С. и Т. Фомины. Изд. 3-е. СПб., 1998. Т. 1. С. 364–366.
[iii] «Не забывайте: Царственный Мученик Cвоими страданиями спас нас. Если бы не муки Царя, России бы не было! Царь очень жалел и любил Россию и спас ее Своими мучениями. Он отдал на заклание наследника Алексия, отраду и утешение Cвоего сердца» [http://www.rusprav.ru/2004/9-10/7.htm].
[iv] Свидетельство иеромонаха Феодорита (в мiру – Феодор Иванович Валиков).
«1945 год. Однажды, как только бои у рейхстага закончились, на автомашине, полуторке, он со своим начальником (полковником) подъехал к зданию рейхстага. Попутчик остался в кабине, а Феодор попросился:
– Я схожу туда, в рейхстаг-то?
– Ладно, сходи.
Прошел Феодор первые ступени рейхстага, “приступочки четыре”, и вдруг увидел: перед ним “Царь Николай Второй во весь рост встал”. Одет был Царь как военный, в форму полковника, на боку была шашка, на плечах погоны.
“А у меня, – говорит отец Феодорит, – соображения-то такого не было... и я... прошел на второй этаж”. А когда спускаться стал, Государя уже не было. Батюшка сожалел, что не остановился перед Государем и не встал перед Ним на колени. Тогда Государь, может быть, сказал слово ему. Отец Феодорит объясняет причину явления так, что тогда у нас вели борьбу против царизма, и вот явился Государь, чтобы показать, кто Он есть, что Он начальник войска.
После войны Феодор принял монашеский постриг в Псково-Печерском монастыре» // Россия перед Вторым пришествием. / Сост. С. и Т. Фомины. Изд. 3-е. СПб., 1998. Т. 2. С. 279.
[v] Свящ. Алексий Михайлов. Крест Императрицы // Царские Часы. / Сост. [свящ.] Алексий Михайлов. М., 2004. С. 100–101.
[vi] См.: Страж Дома Господня. Патриарх Московский и Всея Руси Сергий (Страгородский). / Составление, вступит. статьи, комментарии С. Фомина. М.: Правило веры, 2003. С. 916.
[vii] См. подробнее: Г.Николаев, Н.Ганина. Безмолвное житие [http://www.rusk.ru/st.php?idar=1001059].
[viii] «В тысяча девятьсот шестнадцатом году в дом московского паровозного машиниста Белова вошел незнакомый дородный старик с русой бородой, сказал набожной жене машиниста: “Пелагея! У тебя – годовалый сын. Береги его для Господа. Будет час – я приду опять”. И ушел.
Кто был этот старик – не знала Пелагея, но так внятно и грозно он сказал, что его слова подчинили материнское сердце. И пуще глаза берегла она ребенка. Виктор рос тихим, послушным, набожным, часто бывали ему видения ангелов и Богородицы. Потом реже. Старик больше не являлся».
Обучившись шоферскому ремеслу, Виктор Белов (так звали мальчика), работал в правительственном гараже. В начале войны из-за слабости здоровья попал в рабочий батальон. Комиссовавшись, вернулся домой.
«В 1943 он был у матери, она стирала и вышла с ведрами к колонке. Тут отворилась дверь и вошел в дом незнакомый дородный старик с белой бородой. Он перекрестился на образ, строго посмотрел на Белова и сказал: “Здравствуй, Михаил! Благословляет тебя Бог!” “Я – Виктор”, – ответил Белов. “А будешь – Михаил, Император Святой Руси!” – не унимался старик. Тут вошла мать и от страху так и осела, расплескав ведра: тот самый это был старик, приходивший двадцать семь лет назад, поседевший, но все он. “Спаси тебя Бог, Пелагея”, – сказал старик. И уединился с будущим Императором, как Патриарх, полагая его на престол. Он поведал потрясенному молодому человеку, что в 1953 году сменится власть <...>, и он будет Всероссийским Императором, а для этого в 1948 году надо начать собирать силы. Не научил старик, дальше – как же силы собирать, и ушел. А Виктор Алексеевич не управился спросить. <…> Ему показалось странным – ждать до 1948 года, и осенью того же 43-го он написал свой первый манифест к русскому народу и прочел четырем работникам гаража Наркомнефти <...>. Наркомнефтенские прочли манифест, одобрили все – и никто не донес на императора! Но сам он почувствовал, что – рано! рано! И сжег манифест.
Прошел год. Виктор Алексеевич работал механиком в гараже автобазы. Осенью 1944 он снова написал манифест и дал прочесть его десяти человекам – шоферам, слесарям. Все одобрили! И никто не выдал!»
Через несколько месяцев (7 апреля 1945 г.) последовал арест
.
«Однако довольно оказалось одного допроса, чтобы Большая Лубянка успокоилась: все оказалось нестрашно. <...> Позубоскалить над императором всероссийским приходили и молодые следователи. Ничего, кроме смешного, они тут не заметили». //
А.И. Солженицын.
Малое собрание сочинений. Т. 5, М. 1991. С. 164–167.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии