VII. Простота принципа верховной власти. — Сложность принципов управления. — Ложное учение о «современном» государстве.

Итак верховная власть есть объединительная национальная идея, воплотившаяся в конкретной силе и организующая государство.

Из истории известно, что организация управления государством представляет чрезвычайное разнообразие форм. Но собственно формы верховной власти очень немногочисленны, и если организация управления представляет весьма сложное сочетание различных принципов, то принципы верховной власти, наоборот, всегда просты. В этом случае приходится стать в полное противоречие с современным государственным правом, которое говорит о каких-то новых началах верховной власти, будто бы открытых в настоящее время. Это несомненная ошибка, характеризующая лишь трудность разобраться в политических явлениях современности.

Оставаясь на почве фактов, современная политическая наука прекрасно знает, что все основные начала верховной власти действовали у разных народов с незапамятных времен. Эти основные начала, создающие основные формы верховной власти: монархия, аристократия и демократия. Ничего, кроме этих основных форм, оставаясь на почве фактов, нельзя найти и ныне, как не было никогда. Но попадая под власть современных ходячих мнений, наши ученые, подобно массе общества, чувствуют потребность убедить себя, будто бы в настоящее время политическое творчество европейских народов создает что-то особенное, невиданное и неслыханное, и в то же время будто бы «совершенное». Популярное понятие о «прогрессе» подчиняет себе мысль людей ученого слоя. Отсюда возникает крайне спутанное учение о «современном государстве», его совершенстве, универсальности и т.п.

Особенно тяжело все это отзывается на русской науке, которая вместо изучения политических фактов, имеющихся у нее налицо, склонна усматривать свою задачу в пересадке к нам «совершенных» учреждений. Вина первоначальной ошибки лежит впрочем на европейских учителях нашей подражательной науки.

Под давлением популярного, уличного требования «свободы», под которою масса сама не знает, что понимать, такой крупный ум как Блюнчли пытается переделать классификацию государств, чтобы очистить в них место этой «свободе», в виде «контроля» подданных над правительством. Эта замечательная идея в сущности отрицает все, что сам же Блюнчли говорит о существе верховной власти. В самом деле, если контроль подданных не может заставить верховную власть изменить способ действия, то какой в нем смысл? Если же подданные в результате контроля могут заставить верховную власть действовать иначе, то, значит, верховная власть им подвластна. Значит, последнюю инстанцию составляют подданные, а не власть. Значит, настоящую верховную власть составляют подданные.

Эту логическую нелепость учение Блюнчли принимает только потому, что не видит действительности «современного государства». На самом деле оно составляет не что-либо существенно новое, а просто напросто есть новое появление демократии, в качестве верховной власти. Только поэтому и является требование «контроля» со стороны этих якобы «подданных». На самом деле они в Европе уже не подданные, а носители верховной власти; то же «правительство», которое Блюнчли по старой памяти продолжает считать «верховной властью» уже давно перестало ею быть, а стало лишь «делегированною» властью, народным комиссаром, исполняющим веления верховной власти народа. Вот что имеется в европейской действительности. Что касается контроля подданных над верховною властью, то этой невозможности нет и теперь, как никогда не было. Отдельный гражданин «современного» государства точно так же не может «контролировать» самодержавной народной воли, как русский подданный не может этого делать в отношении своего Государя.

Не замечая абсурда, вводимого им в науку, Блюнчли рисует «современное» государство так:

«Хотя в период от конца средних веков до XVIII века, в лице абсолютной королевской власти, возобновился, казалось абсолютизм древне-римских императоров, но народы скоро снова вспомнили свою естественную (?) свободу. Начинается борьба за политическую свободу против абсолютизма правительства. Государство снова становится народным, но в более благородных формах, чем в древности. Средневековое сословное устройство служит преддверием нового представительного государства, в котором народ представляет себя в лице лучших (?) и благороднейших (?) своих членов». Определяя новую конституционную монархию, он говорит: «Конституционная монархия некоторым образом заключает в себе все другие государственные формы. Но, представляя собой наибольшее разнообразие, она не жертвует (?) для него гармонией и единством. Она предоставляет аристократии свободное поприще для проявления ее сил и ее духовных способностей; на демократическое направление народной жизни она не налагает оков, а оставляет за ним свободное развитие. Она признает даже идеократический элемент в виде почитания закона».
 

Поделиться: