«Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобой Иисуса Христа» (Ин.17,3). В этих изречениях заключён смысл жизни человека – обретение полноты бытия, его уподобление Создателю.
Праздник Рождества Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа напоминает каждому из нас об участии Святого Духа в акте зарождения нашей жизни. Наша доля – Божья воля.
Православное вероучение призывает нас, изведавших горечь от скоротечности земной жизни и неизбежности смерти, «отпустить душу на покаяние». C помощью: непрестанной Иисусовой молитвы, регулярного поста, постоянного труда или рукоделья, добровольных дел милосердия, мы способны «зачать в сердце своём зародыш страха Божья» – неистощимый источник долготерпения, послушания и воздержания, чтобы затем кропотливо вынашивать в душе кротость и смирение; а далее с годами приобретая знания, творчески возрастая, смогли бы развить первейшую добродетель – смиренномудрие – душевное равновесие совести, ума и чувства.
Наша решительная настойчивость обязательно не останется бесплодной, только если мы с твёрдой верой и несокрушимой надеждой будем ежечасно испрашивать у Всеблаженного Творца самого главного дара – неугасимой искры бескорыстной любви. Она преобразит личность, наделив её благородным чувством меры.
Любовь, разгоревшись с нашей помощью, изгладит похоть из сердца и гордость из ума, а злую волю облагоразумит; и избавит человеческую душу от вечной смерти в аду.
Когда миры горний и дольний сомкнутся в верующем сердце, тогда в душе настанет сокровенное осознание родового единства и пробуждение сословно-профессиональной предрасположенности её (души) родословия.
Вера без любви делает человека жестоким фанатиком, надежда без оной – ленивым фантазёром, а «голая» правда превращает саркастического критика в жёлчного злопыхателя. Всякий труд без творческого самовыражения (любовного отношения к нему) лишает личность богоданной самобытности; а в сфере образования – изучение искусства, сотворённого любящими сердцами, прочно связывает «духовную» разумность теологии с «материалистической» рассудительностью естествознания.
Православная христианская культура – это «вочеловеченная» жизнедеятельность Святого Духа! Уровень культуры задаётся обширностью проявления в человечестве присутствия благодати Святого Духа.
Теоретически, воспитательная функция культуры заключается в свободном развитии способности самосовершенствоваться в духе просвещённой добродетелями (веры, надежды, любви) всеобъемлющей разносторонности познаний во взаимосвязанных (как дух, душа и тело в человеке) областях: теологии, искусства, науки. Практически, достичь этого трудно (нужны: здоровье, воля, желание, благоприятные условия).
Пророческое ведение творца есть духовное непосредственное созерцание сути сотворённого Богом мироздания – Любви, превосходнейшего дара Святого Духа или Духа Свободы и Любви. Облагодатствованный (харизматичный) человек наставляется Святым Духом на всякую правду и одаривается Им сакраментальным интуитивным «чутьём» того, что Иисус Христос – Воплощённая Божественная Любовь – есть Путь, Жизнь, Истина. Высшее творчество человека – подлинное искусство – это свободное самобытное созидание (обожение) своей личности. Искусство, как форма богословия, беспредельно разнообразно.
Энциклопедист, священномученик, отец Павел (в миру Павел Александрович Флоренский, 1882 – 1937) схематично выделял два типа культуры:
– «Возрожденческий (символ культуры – «мужское начало»), где доминируют: автономия, материализм, индивидуализм, прагматизм, гносеология. Преимущественный метод познания – анализ. Тип мировоззрения – научное. Политические режимы: тоталитарные, демократические; этому типу культуры соответствуют рабовладельческая и капиталистическая общественно-экономические формации.
– «Средневековый» (символ культуры – «женское начало»), где доминируют: иерархия, идеализм, коллективизм, альтруизм, онтология. Преимущественный метод познания – синтез. Трёхчастная структура единства мироздания: Бог – народ – земля, дух – душа – тело, разум – ум – рассудок, православие – самодержавие – народность. Тип мировоззрения – религиозное. Политический режим: авторитарный; этому типу культуры соответствуют общественно-экономические формации: первобытнообщинная, феодальная, социалистическая.
Своё собственное мировоззрение отец Павел Флоренский прямо называл «мировоззрением средневекового русского человека XIV века».
Духоносный учёный считал, что «те пугала, которыми нас отпугивали от Средневековья, выдуманы самими же историками», «в Средневековье течет полноводная и содержательная река истинной культуры, со своею наукою, со своим искусством, со своею государственностью…» и этот тип культуры будет востребован грядущей Россией.
Согласно натурфилософу Павлу Флоренскому, «пафос средневекового человека» – это «утверждение реальности в себе и вне себя», а потому – объективность. И наоборот, субъективизму нового человека, воспитанного эпохой Возрождения, свойствен иллюзионизм.
В отличие от интеллигибельного пути богопознания характерного для эллинской (языческой) философии православная мысль неотделима в созерцании Пресвятой Троицы от молитвенных возношений к Ней. Она опирается на опыт живого общения с Богом-Личностью: Отец является нам через Сына в Духе Святом. Основываясь на многовековом святоотеческом духовно-молитвенном опыте, cвятитель Григорий Палама, архиепископ Фессалоникийский (1296 - 1359), развил учение о непознаваемости Божественной сущности и узнаваемости свойств Бога в Его Нетварных Энергиях.
Нетварный Свет Благодати Божьей – Свет Божественной Славы Господа нашего Иисуса Христа, зримо явленный Преображённым Господом Вседержителем апостолам на горе Фавор, сообщается всему человеку в целостности, давая ему способность жить в приобщении Святой Троице.
Обращение Руси во второй половине ХV века к византийскому святоотеческому наследию было вызвано, как и прежде, преемством христианства от Византии. Но духовная жизнь Руси того времени, обновлённая исихастским движением, искала формы выражения собственного опыта видения Бога. Результат этих поисков проявился на пути отличном от Византии, и стал открытием для христианского мира исключительного призвания православной Руси: иконописание взяло на себя задачу творческого выражения опыта созерцания неизреченного Нетварного Света. Иконописный образ не мог подлинно быть создан вне реального опыта живой встречи с Богом, вне опыта «боговидения». Изображаемое на иконе – духовное видение, подчинённое законам обратной перспективы, а оно по сути своей «иноприродно» иллюзорному чувственно воспринимаемому изображению в живописи, зависящему от физической особенности нашего глаза, способного рассматривать трёхмерное пространство материального мира только в прямой перспективе.
Историческая эпоха расцвета иконописания на Руси – явление параллельное западному Возрождению, культура которого свидетельствует о разрыве с подлинно христианской антропологией и, прежде всего, с учением об обожении.
Разница мировоззрений, если говорить о древнерусской иконописи и западной религиозной живописи конца XV века, с особенной чёткостью проявляется в понимании антропологического аспекта и, прежде всего, в обозначении границ творческого потенциала человеческой личности.
«Возрожденческий» человек мыслит себя как «самодостаточную» личность, которая не нуждается в преображающем человеческую природу действии Божественной благодати. Видение себя центром мироздания приводит человека к трагической утрате точки опоры, драматическому поиску её, не в Боге, а в такой – антропоцентричной – системе координат, которая связана с возвеличиванием положения художника, в своём творчестве становящимся как бы «равным» Богу.
В произведении титана эпохи Возрождения, Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» утрата цельности религиозного миросозерцания художника заводит его в тупик и не позволяет найти решение центрального образа картины – фигуры Христа, так и оставленного незавершённой. Едва ли не главное впечатление от фрески Микеланджело «Страшный суд» – чувство двойственности, беспомощности, драматического одиночества отчуждённой личности, неспособной найти преодоление конфликта противоборствующих сил: пришедшие в разобщение духовное и материальные начала замкнутой в себе личности обнаруживают безволие в борьбе с разрушительными космическими стихиями.
В эпоху Ренессанса рождаются произведения искусства, уникальные по высоте технологического мастерства, но они остаются непроницаемыми для того «света радости о Господе» присущего всему творению, получившему дар свободы во Христе, запечатлённому в древнерусской иконе и фреске. Иной путь решения «проблемы человека» раскрывается в творческом наследии иконописцев Святой Руси.
Если у Феофана Грека свет прорывается сквозь «одебелевшую» плоть, жёстко дематериализуя её природу, то у преподобного Андрея Рублёва свет одухотворяет плоть, исполняет её дыханием Святого Духа, облагораживает ставшие светопроницаемыми её внешние черты. В линии, ритме, красках его икон феофановская напряжённость подвига уступает место тихой благодатной радости: обожение – результат христианского подвижничества, достигаемый не одними только усилиями человеческими, а по соизволению Божию, как дар – по бесконечной милости Его.
Радостным восхвалением человеческой святости – «света мира» и вершины увенчивающей её – Пресвятой Девы Богородицы и Матери Света воодушевлено художественное богомыслие Дионисия, в котором, по выражению отца Павла Флоренского, «всё просветлено и всякая тьма от века побеждена, преодолена и просвещена».
Ферапонтовские фрески – в художественном образе воплощают в высшей степени богословие нетварного Фаворского света. В светоносной силе дионисиевских образов – откровение преображённого мира. Это очевидный плод личного духовного подвига художника, соединённого с великим, дарованным ему Богом, талантом иконописания.
Свет фресок Дионисия – откровение мира невидимого, результат встречи двух миров, то, что в богословии называется «связью с Первообразом». Связь же эта свидетельствует о том, что XV век дал нам удивительного художника, ставшего поистине чистым проводником Божественной благодати.
Имена преподобных Сергия Радонежского, игумена земли Русской, Андрея Рублёва, «иконописца Ветхозаветной Троицы», и благоверного великого князя владимирского Андрея Боголюбского, «зодчего самодержавной идеи двенадцатого века, воплотившего в храме Покрова-на-Нерли (1165 г.) эстетику русского духа, – неслучайно стоят рядом в святцах: «слово и дело», «звуки и краски» неразделимы в проповеди добра и света.
Красочно-былинное слово пропетое однажды гусляром Бояном проникновенно зазвучало в классической симфонической музыке «Могучей кучки» (кружка русских композиторов во главе с Милием Александровичем Балакиревым (1836 - 1910). В ней ясно слышатся «распевные хоровые гласы» русской природы: бора, дали, яра, реки. Родные пейзажи с изумительной цветовой живостью изображены на картинах русских художников прославленной Императорской Академии Художеств (1757 - 1917 гг.).
Квинтэссенцией академической школы русского классического реализма является творчество потомственного живописца Александра Андреевича Иванова (1806 - 1858), впитавшее в себя стилевые образцы изящного искусства прошлого: пластику античности, итальянский колорит эпохи Возрождения.
Непосредственный участник создания грандиозного полотна на библейскую тему «Явление Христа народу», выдающийся русский писатель-мыслитель Николай Васильевич Гоголь следующим образом определил смысл сюжета важнейшего для отечественной культуры христианского произведения: «В это самое время, когда всё движется такими различными движениями, показывается вдали Тот Самый, во имя Которого уже совершилось крещение, – и здесь настоящая минута картины».
А.А. Иванов, «иконописец Новозаветной Троицы», раскрыл «историческую миссию России»: собирание земли Российской империи началось с собирания души Богоизбранного народа – с усвоения ею жизнеутверждающего великого славословия: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк.2,14)». Шедевр А. А. Иванова «Явление Христа народу» есть живописная проповедь Евангелия, приоткрывающая тайну Божественного домостроительства.
К идейным последователям русской религиозной живописи можно причислить талантливых мастеров: Николая Ге, Василия Поленова, Виктора Васнецова, Михаила Нестерова, Павла Корина.
Однако, выдающийся художник-передвижник Николай Ге (1831 - 1894) уклонился на ложный путь искания истины, обольстившись толкованием Евангелия писателя-вероотступника графа Льва Толстого, в котором автор проповедует свои заповеди: не гневайся, не прелюбодействуй, не клевещи, не воздавай насилием за зло, не разделяй народы. Святитель Феофан Затворник так писал о «бреднях суемудрого ... Толстого, врага Божьего, сына диавола»: «Прислали мне из Москвы евангелие этого Льва, рыкающего на Церковь Божью. Тут цитаты из Евангелия и что против них пишется – своё есть. Он очень не любит этих догматов, ибо не любит Церкви. А почему Церковь ему не по сердцу – не видно… Одно видно, что она против его учения. Но в этом не укор, а хвала. Ибо его учение самое фантастическое…Мне представляется, что он близок к помешательству… Так у него всё нелепо».
Ныне здравствующие православные живописцы-мыслители (Илья Глазунов, Василий Нестеренко, Павел Рыженко) в своих полотнах проникновенно выражают глубинные народные чувства любви и красоты:
• любовь как истинное добро, жертвенное сострадание и бескорыстное милосердие;
• красоту как образ чистый благодатной простоты, гармоничное совершенство формы и целесообразности.
P. S. «Только та жизнь достойна, в которой есть жертвенная любовь» – из духовного наследия святой Царицы Александры Федоровны Романовой.
2011
- Блог пользователя георгий асеев
- Войдите, чтобы оставлять комментарии