Виртуальная нация и ее язык. Из книги С.Родина «Украинцы». Антирусское движение сепаратистов в Малороссии 1847–2009»

Выдержки из части первой, первой главы. Виртуальная нация и ее язык.
Книга С.Родина «Украинцы». Антирусское движение сепаратистов в Малороссии 1847–2009»    
    Так называемый "украинский язык" из разряда искусственных языков. Еще две сотни лет назад никакого "украинского языка" в Малороссии и в помине не было, и никому не приходило в голову вынашивать планы его создания. Малорусский этнограф А.Ф. Шафонский (1740 - 1811) о языке малорусского населения писал, что он есть славянорусский и различается от великорусского (Русского) только произношением и выговором некоторых слов, а в существе, вся Малая Россия со всей Российской Империей употребляет один язык.

    Конечно, попытки литературного использования разговорной малороссийской "мовы", сложившейся за время трехсотлетней польской оккупации и представлявшей собой смешанный русско-польский диалект, имели место уже в XVIII веке в виде интермедий и виршей, но спрос на такую литературу был не велик, а лексический багаж ее крайне беден. И в дальнейшем усилия придать ей литературность носили спорадический характер, и только на заре XIX столетия среди малороссов появился ряд любителей, писавших на "мове" более или менее удачные произведения. Наибольшую известность среди них приобрела "Перелицованная Энеида" И.П. Котляревского (1769 - 1838), для которой он воспользовался готовой канвой и даже стихотворной формой "Энеиды наизнанку" Осипова. Но все эти попытки по-прежнему не выходили за рамки вполне безобидного чудачества. Даже для их создателей они представляли занятие побочное и второстепенное, а основным языком их общения и творчества являлся именно Русский. Лишь со временем в этих по виду чисто литературных опытах все более ясно стала сказываться политическая составляющая. Типичным выразителем ее явился историк Н.И. Костомаров (1817 - 1885). Будущий идеолог малороссийского сепаратизма до двадцати лет не только не говорил на "мове", но и совершенно ее не знал. В своей "Автобиографии" он признается, что поначалу в качестве "учителя" и "переводчика" ему служил его шестнадцатилетний слуга, выходец из Малороссии. К созданию собственных произведений на "мове" Костомарова подталкивало уже не литературное "баловство", а сугубо политические мотивы. Именно литературу на разговорном малорусском диалекте выставлял он впоследствии в качестве "неопровержимого" доказательства существования отдельного "украинского народа". Между тем все сочиненные им "вирши" со всей очевидностью демонстрируют, что в момент их создания никакого отдельного от Русского "малороссийского языка" не существовало, ибо написаны они, хотя и намеренно испорченным, но все же Русским языком.
    Конечно, и сам Костомаров прекрасно знал, что "самостоятельный малорусский язык" еще только предстоит создать, почему и двадцать лет спустя, приступая к изданию украинского журнала "Основа", по-прежнему был озабочен разработкой аргументов, которые подтверждали бы наличие отдельного "украинского языка", принципиально отличного от Русского. В письме к А. Котляревскому он писал (1859): "Необходимо написать большую, ученую, филологическую работу, где показать, что южнорусское наречие есть самостоятельный язык, а не неорганическая смесь русского с польским. Это необходимо, от этого зависит наше дело".
    В 1857 г. еще один столп малорусского сепаратизма П.А. Кулиш (1819 - 1897), хлопоча об издании украинского журнала, писал: "Если бы был журнал, то есть деньги на него, то можно б и найти дельных ребят, которые поняли бы, что нам нужно, и создали бы свой язык не хуже чехов и сербов". Сам Кулиш был как раз из таких "дельных ребят" и с чувством законной гордости сообщал своему корреспонденту: "Вот я, отдыхаючи, перевел по нашему первую песню Чайлд - Гарольда так, будто и нет на свете московской речи, а только английская и наша"...
    "Отдыхаючи"  можно, конечно, состряпать псевдолитературный жаргон (дурное дело не хитрое!) и даже строчить на нем бездарные произведения, но проблема читателей подобного чтива при этом остается неразрешимой. Что собственно и произошло с первым украинским журналом "Основа", на который идеологи малороссийского сепаратизма возлагали исключительные надежды. Не просуществовав и двух лет (с января 1861 по сентябрь 1862 года), он без всякого давления со стороны властей заглох сам собою по одной-единственной причине - отсутствию читателей. Ничего удивительного:"украинский язык", на котором публиковалась большая часть его материалов, был понятен считанным единицам, и именно тем, кто принадлежал к избранному кругу его непосредственных изобретателей. Ни в Петербурге, ни в самой Малороссии читающая публика ничего не знала о существовании такого языка и, естественно, не могла его понимать. Даже публикация в каждом номере "Основы" произведений Тараса Шевченко (ум. в феврале 1861) не спасли журнал от краха. Не вдаваясь в оценку творчества "малорусского кобзаря", заметим только, что едва ли не большую часть своих произведений он написал по русски, причем на Русском языке писал во всех родах словесности: и поэмы, и повести, и драмы. Даже свой дневник Шевченко писал по русски. Но утвердиться в Русской литературе, где в это время тон задавал великий Гоголь, у него не было никаких шансов. Иное дело произведения на "малорусском наречии". Да при этом еще и с русофобской начинкой. В тогдашнем Петербурге, где вовсю уже орудовали идейные наследники декабристов, спрос на такого рода литературу был гарантирован. Талант при этом особой роли не играл.
    Многочисленные неудачи на пути создания псевдонародного "украинского языка" нисколько не поколебали энтузиазма его творцов. Впрочем, успехов им тоже не добавили. Показательна в этом плане судьба еще одного украинского журнала "Громада", издание которого предпринял М.П. Драгоманов. В 1876 г. он покинул Россию и со специальной целью основать за границей "свободное украинское слово" осел в Женеве, где и начал выпуск "Громады". Журнал издавался на пожертвования, собранные в Малороссии. Здесь же обсуждался вопрос, на каком языке публиковать его материалы, и мнение тех, кто собирался в нем сотрудничать, было единодушным: по украински. "И что-же? - вспоминал Драгоманов позднее - только дошло до распределения статей для первых книг "Громады", сразу же послышались голоса, что бы допустить не только украинский, но и русский язык". Те, кто гордо величал себя "украинцами", с пеной у рта доказывая, что существует особый "украинский язык", ничего не могли на нем написать, поэтому, когда от слов перешли к делу, число энтузиастов, обещавших печатать свои материалы в журнале, резко пошло на убыль. Десять из двенадцати главных его сотрудников "не написали в нем ни одного слова". Из двух десятков людей, "обещавших сотрудничать в "Громаде" и кричавших, что надо "отомстить" правительству за запрещение украинской печати в России, осталось при "Громаде" только четверо. Двум из них пришлось импровизированным способом превратиться в украинских писателей".
    Столь же импровизированный характер носил и язык, на котором эти "писатели" созидали свои "украинские" произведения: кроме них, его никто не понимал. "Нас не читали даже ближайшие друзья, - признает Драгоманов. - Для них просто тяжело было прочесть по-украински целую книжку, да еще написанную прозой, и они не печатали своих статей по-украински ни в "Громаде", ни где бы то ни было, тогда как часто печатались по-русски". "Украинский язык" и на исходе XIX века, несмотря на лихорадочную деятельность по его конструированию, все еще представлял собой искусственный, мертворожденный жаргон, обслуживающий потребности членов немногочисленной политической секты. Неудивительно поэтому, что у авторов, пишущих на нем, напрочь отсутствовала читательская аудитория. Драгоманов раскрывает и "секрет" этого стойкого неприятия "ридной мовы" даже в стане "щирых украинцев": "Для украинской интеллигенции, так же как и для украинофилов, русский язык еще и теперь является родным и природным". "Российская письменность, какова бы она ни была, является до сих пор своей, родной для всех просвещенных украинцев, тогда как украинская существует у них для узкого круга, для "домашнего обихода", как сказали Ив. Аксаков и Костомаров".
    С началом нового ХХ века вал "украинской литературы" с каждым годом количественно возрастал, но качественно она так и продолжала оставаться никому не нужной макулатурой, которую - в виду отсутствия спроса - приходилось распространять в основном бесплатно. Ее искусственно мутированный "украинский язык", несмотря на титанические усилия его создателей по внедрению своего детища в жизнь, был так же чужд населению Малороссии, как и столетие назад, когда появились первые произведения на "мове". Даже снятие всяких официальных ограничений, приведшее к лавинообразному росту украиномовной литературы, в том числе прессы, нисколько не изменило положения. Один из активнейших деятелей украинства Ю. Сирый (Тищенко) писал об этом времени: "помимо того маленького круга украинцев, которые умели читать и писать по-украински, для многомиллионного населения российской Украины появление украинской прессы с новым правописанием, с массой уже забытых или новых литературных слов и понятий и т.д. было чем-то не только новым, а и тяжелым, требующим тренировки и изучения".
    Но желающих "потренироваться" в изучении искусственного украинского новояза было немного, поэтому, по свидетельству того же Тищенко-Сирого, даже "Рідний край", одна из самых распространенных украинских газет, имела всего около 200 подписчиков, (да и тех, в основном, из среды украинских политдеятелей). "И это в то время, когда такие враждебные украинскому движению и интересам украинского народа русские газеты, как "Киевская мысль", "Киевлянин", "Южный край" и т.д., выходившие на Украине, имели огромные десятки тысяч подписчиков и это подписчиков - украинцев, а такие русские журналы дешевого качества, как "Родина", "Нива" и т.д., выходили миллионами экземпляров и имели на Украине сотни тысяч подписчиков".
    Несколько десятилетий титанических усилий по ускоренному созданию "украинского языка" так и не привели к какому-либо плодотворному результату: он по прежнему находился в стадии формирования. Газета "Рада" в обращении к своим читателям в 1911 году вынуждена была признать, что "украинский литературный язык только лишь вырабатывается, и еще не успел приспособиться к народному", а потому просила подписчиков, знающих только народное наречие, не смущаться, если для них язык газеты непонятен. Редакция затем сознавалась, что и сотрудники ее сами лишь "учатся писать на своем языке"! Такая вот "ридна мова", на которой взрослые образованные люди, насилуя себя, вынуждены были "учиться писать".
    Впрочем, "украинцы" не теряли оптимизма. Так М.С. Грушевский, принимавший самое непосредственное участие в разработке украинского новояза, рекомендовал апологетам самостийничества не падать духом и мужественно преодолевать возникающие при овладении "мовой" трудности, а для прочтения и уразумения украинских статей или книжек максимально "напрягать свое внимание" и почаще "заглядывать в словарик".
    "Язык" предлагался в качестве оружия и средства "истребления врагов". Такого рода "культурное орудие" и ковалось ускоренно в течение всего ХІХ века идеологами малороссийского сепаратизма.
    Иного оружия, действительно, не было дано.
    Все нелепости формирования "украинского языка",его искусственность и нежизнеспособность как раз и объясняются той разрушительной ролью, которую изначально отводили вновь изобретаемому новоязу его творцы: раскол единства Русской нации, отделение от нее малороссов и превращение их в отдельный "украинский народ". Так как малороссы хорошо помнили, что они именно Русские, следовало для них создать особый "украинский язык", внушить им, что именно он, а не Русский, является для них "родным", приучить (заставить) их пользоваться им, а затем на этом основании объявить "украинцами".
    С восшествием на престол нового Императора Александра II (1855-1881) Петербург превратился в самый настоящий центр и рассадник украинства. Были амнистированы осужденые в предыдущее царствование активисты тайного общества малорусских сепаратистов "Кирилло-Мефодиевское братство": Костомаров, Кулишь, Шевченко и др. Снят запрет на публикацию их произведений. Возвращенный из ссылки Костомаров получил место профессора Петербургского университета. У Кулиша в Петербурге появилась собственная типография. За 1860-1862 гг. он издал в ней на "мове" 39 различных брошюр, что равнялось числу "украинских книг" за предыдущие 40 лет. В 1858 г. вернулся в столицу и Шевченко. Деятельность сепаратистов закипела с еще большим размахом.
    Национально мыслящие Русские люди обратили, наконец, внимание на деятельность "украинцев", явным образом направленную на раскол Русской нации и деформацию ее национального сознания. Первыми забили тревогу малороссы. Так, профессор филологии Киевского университета С.С. Гогоцкий (1813-1889), автор первого в России многотомного философского словаря - "Философский лексикон" (тт. 1-4), дал достойную отповедь усиленным попыткам сепаратистов внедрить в отношении Малороссии и ее жителей новые термины - "Украина", "Украинцы", "украинский". Гогоцкий подчеркивал, что невозможно "придать Украйне, этому обыкновенному названию местности, территориальной окраины, такое значение, которого она никогда не имела, не имеет и иметь не может... Украйна это название вовсе не одновременное с происхождением первичных частей Древней Руси, а гораздо позднейшее, и притом название, как мы сказали, только полосы территории на юге от Киева, или даже от Роси... Наш юго-запад не украйна, с древнейших времен русской истории этот русский край носит уже название Руси, русского... По какому же праву мы позволяем себе вторгаться с украинскими планами в землю издревле русскую, а не украинскую? Ведь подобные названия - не кличка, которую можно переменять как угодно. Кто в самом деле уполномочивал украинолюбцев отнимать у нас древнее название Русских и все принадлежности этого названия, в том числе и наш общий, культурный русский язык, выработавшийся таким долговременным и многотрудным процессом нашей истории, и все это заменять чем-то украинским, т.е. возникшим гораздо позднее, чисто частным и обозначающим только крайнюю местность?... Смешное и жалкое увлечение, будто украинское может быть для нас выше и важнее русского!"...
    Издававшийся в Киеве историко-литературный журнал "Вестник Юго-Западной и Западной России" писал: "не книги малороссийские, а эти слепые усилия навязать нам вражду к великорусскому племени, к церкви, к духовенству, к правительству, т.е. тем элементам, без которых наш народ не избег бы снова латино-польского ига, заставляет нас же малороссов негодовать на некоторых любителей малорусского языка, сознательно или даже бессознательно превращающихся в сильное орудие давних врагов южной Руси"...
    В сущности, попытки узаконить "малороссийский диалект" являли собой откровенное лакейство перед поляками некоторой части малорусской интеллигенции, моральную и нравственную ее зависимость от бывших панов. Об этом писал один из авторов того же журнала: "Малорусское просторечие как явление временное, случайное, как говор, сложившийся для выражения бедной жизни народа русского под влиянием польским, есть явление для нас понятное, почти безразличное в устах запорожца времен Мазепы; но отстаивать, тем более обособлять это наречие теперь, после вековой почти, нераздельной жизни разных членов семьи русской?"... Подобное намерение означает попытку "окаменять это наречие, увековечивать в нем ржавчину, въевшуюся в кости русские от цепей чуждого рабства".
    Достаточно полно передает отношение тогдашних малороссов к затеянной сепаратистами возне по выработке самостийного "украинского языка" письмо председателя Киевского цензурного комитета Новицкого, отправленное им министру внутренних дел П.А. Валуеву 27 июня 1863 года. в нем Новицкий указывал, что "само возбуждение вопроса о пользе и возможности употребления этого (малороссийского) наречия в школах принято большинством малороссиян с негодованием. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный на него влиянием Польши".
     В сентябре 1904 г. в Киев для обучения в местном университете приехал убежденный "украинец" В.В. Садовский (1886-1947), впоследствии министр в петлюровском правительстве. И вот какое самое первое и яркое его киевское впечатление: "Киев поразил меня полным отсутствием украинских внешних признаков. Вокруг звучал русский язык, на нем говорили не только интеллигенты. Вспоминаю, как неприятно меня поразил, когда я подъезжал к Киеву, московский язык пригородных рабочих, которые начали садиться на поезд в Фастове, едучи на работу в Киев. Не было сомнения, что они происходили из окресных сел. Так точно всеохватывающе господствовал русский язык и в университете среди студентов. Лишь кое-где в небольших кружках слышал я временами отдельные украинские выражения и украинский жаргон, но это не был тот литературный язык, которого я искал"...

Взято с сайта: http://monarchy.ucoz.net/