XLVI Система построения права

XLVI Система построения права

Задачи государственной науки состоят в том, чтобы проникнуть в сами законы политических явлении, определить внутренний смысл их и указать политическому искусству возможность действия применительно к желательным человеку целям. Так и в отношении монархической системы права мы должны понять прежде всего логику самой идеи данной Верховной власти, и средства ее внутреннего содержания, хотя бы эти средства и не были исчерпаны в исторической практике.

Выше указывалось, какое огромное значение в политике имеет сознательность, а в истории государственности мы чаще всего имеем примеры не столько политической сознательности, как бессознательного действия ощупью, на глазомер. От этого-то основные типы верховной власти - монархия, аристократия и демократия - постоянно являются в истории не только в чистом своем виде, но и в извращенном, и выше было уже указано, что основные разновидности монархии (самодержавие, абсолютизм и деспотизм) представляют лишь идеальные типы, а в исторической действительности никогда не замечаются в полной чистоте, но всегда в некотором смешении черт этих различных разновидностей, с преобладанием какого-либо из них как основного ["Монархическая государственность", часть I-я, отд. IV].

Задачи науки выяснить свойства высшего, идеального принципа, чтобы указать политическому искусству способы предохранения его от деградации в извращенные разновидности, а этим последним - средства подняться из деградации. В нижеследующем изложении мы, не забывая исторического конкрета, будем анализировать главным образом логику внутреннего содержания чистого монархического принципа, т. е. то, что он имеет, оставаясь самим собой, верным своему собственному содержанию.

Если мы обратим внимание на природу какой-либо власти, то можно сказать, что чем более чутка она к естественному праву человека, тем более она склонна охранять личные права в государстве. В этом отношении монархическая власть обещает более, чем демократическая.

В определении и построении прав политических - наоборот - демократическая власть более обещает, нежели монархическая.

Монархическая власть сама есть создание этического принципа, и через это в самой себе не может не сознавать государственного значения личности, как носительницы этического начала. Демократия, напротив, выражает Верховную власть всенародной воли, власть силы, власть самодовлеющую, а потому не связанную обязательно с этическим началом и вообще не зависящую ни от чего, кроме безапелляционного безответственного народного самодержавия. Поэтому демократия не имеет природной чуткости к самостоятельности и правам личности. Но зато она неразрывно связана с политическим правом личности, которая составляет одну из единиц самодержавной народной воли.

Однако же, если мы возьмем охрану права во всей ее полноте, то есть в совокупности прав личных и политических, то по природным способностям к этому монархия имеет преимущество перед демократией.

Какова бы ни была степень сознательности доктрины права, но в действиях различных принципов Верховной власти не может не сказываться фактически их внутренняя природа. Поэтому чуткость монархии к личным правам составляет общее историческое явление. Демократия, напротив, столь известна своим фактическим невниманием к ним. В наилучше поставленных республиках постоянны жалобы на стеснения личности, на деспотизм большинства и его нетерпимость ко всякому своеобразию в жизни человека. В монархии же личность человека затирается только при извращении этого принципа власти в деспотизм. Даже при абсолютизме подавление личности относится по преимуществу к области прав политических, что касается личных прав, то по развитию и охране их абсолютная монархия очень много сделала в истории как в Риме, так и в Европе.

Но истинная монархия в своей идее заключает все данные и для охраны политических прав. Только для этого нужно сильное развитие ее политического самосознания или за слабостью его благоприятные исторические условия.

По внутреннему смыслу власти построение прав и обязанностей в монархии и демократии идет не одинаковыми путями, и это отражается на охране свободы и права.

В демократии верховной властью является масса народа, большинство, сила количественная. Отдельный гражданин входит членом в эту массу, но все-таки с нею не отождествляется. Он составляет частичку верховной власти, но только частичку, остальная же совокупность верховной власти - есть для него нечто постороннее, которому он должен подчиняться, хотя бы и против воли. Вследствие этого личность, входя в государство, сознает себя чем-то отдельным, находящимся в договоре с государством, но не слитым с ним. Ее естественное право не сливается с государством, и для самой личности остается высшим, нежели власть государства. При своих отношениях к государству (в договоре с ним) личность имеет источник прав вне его, в самой себе, но частичку их уступает в пользу государства, для получения от него обеспечения остальных прав. Во всем объеме этой уступки своего естественного права личность принимает на себя обязанности в отношении государства. Таким образом, ее обязанности являются элементом производимым из права. Право составляет основу, обязанность истекает из него. Поскольку государство обеспечивает права личности, постольку личность соглашается принимать на себя обязанности.

В монархии отношение права и обязанности в идее прямо противоположно.

Здесь Верховная власть (монарха) есть власть того же самого этического начала, которое составляет сущность личности. Посему в монархе для личности является Верховная власть не посторонняя, а как бы ее собственная. В монархии личность ставит Верховной властью не свою волю, а волю своего идеала. Таким образом, и в монархии личность гражданина входит в состав Верховной власти, но не так, как в демократии, не в виде одной частички этой власти, а всем своим существом. Личность становится причастна Верховной власти, как носительница того же самого нравственно разумного элемента, который в лице монарха поставлен верховной государственной властью. Но этот нравственно разумный элемент составляет не волю личности, а ту сторону ее существа, которой она подчиняет свою волю. Это источник ее долга, ее обязанности, для исполнения которой личность требует себе необходимых прав. Совершенно таково же положение и самой Верховной власти монарха.

Он тоже не есть власть самоисточная, самодовлеющая, но власть, делегированная от Бога, для исполнения обязанности поддерживать в государстве верховенство этического начала. Для исполнения этой обязанности монарх получает свои права Верховной власти. Таким образом, в самом источнике власти, как и в сознании личности, право вытекает из обязанности. Такое построение права на обязанности монархия, оставаясь верной своему смыслу, только и может вести в порученном ей государстве, попадая в этом отношении в полную гармонию с самосознанием личности, которая точно так же ощущает свое право лишь постольку, поскольку исполняет свою жизненную миссию нравственного разумного существа.

На первый взгляд может казаться, что основывая обязанность на праве, признавая право основой, а обязанность производным элементом, мы лучше и сильнее охраним право. Но это несомненная ошибка. М. Н. Катков прекрасно выразил психологию права, сказав:

"Плодотворно только то право, которое видит в себе не что иное, как обязанность. Мало проку в тех правах, которые не чувствуют себя обязанностями. Право, которое не есть обязанность, оказывается мыльным пузырем; ничего не выходит из него, и ни к чему не ведет оно. Такое право есть не сила, а слабость. Общественное мнение может быть полезно и плодотворно, если мыслящие люди проникнуты чувством долга и действуют не столько в силу права, сколько в силу обязанности. Нет пользы в том, что я имею право то и это делать, если я не чувствую себя обязанным сделать то, что можно".

Почему же "плодотворно", то есть приводит к действию только то право, которое чувствует себя обязанностью? Потому, что такова действительная, реальная природа личности. Человек, как существо разумное, нравственное и волевое, не есть первоисточное существо, но истекает из божественного начала, которое поместило его в мире именно с миссией самостоятельно развивать данные ему духовные силы. Человек по природе это чувствует и твердо требует необходимой свободы и права тогда только, когда это необходимо для исполнения обязанности его миссии. Никакого "права" в противном случае личность за собой не чувствует, и даже получая его, не практикует. Совершенно справедливо говорит Катков: "Нет пользы в том, что я имею право, если я не чувствую себя обязанным сделать то, что дозволяет оно сделать". Это право мертвое, бездейственное, пользование которым личность сознает простым "самодурством".

Монархический принцип велик и силен тем, что его государственная идея совпадает с психологической реальностью. Государственная власть основана на психологической природе личности, а эта психологическая природа такова, что личность имеет право лишь как последствие своей мировой обязанности. Право поэтому сильно и реально только тогда, когда в государственной области воспроизводит общий психологический закон бытия личности. Полной отчетливости это достигает в монархическом принципе, который поэтому по природе в потенции несомненно заключает в себе данные для наиболее полного осуществления разумной свободы и права. Если политическая бессознательность людей мешает реализации этой возможности, то мы не должны приписывать принципу монархии того, что создается непониманием этого принципа.

Поделиться: